Когда группа снова построилась, мы с замполитом сказали напутственные слова. Крутиков ответил: "До встречи на свободной земле!" - и скомандовал: "Шагом марш!" Люди тронулись в путь. Впереди шли разведчики, которым было дано задание сопровождать группу до железной дороги, помочь перейти полотно и вернуться обратно. 

Я стоял вместе со всеми и следил глазами за уходившими, пока их фигуры были еще различимы между деревьями. Я стоял и думал о великом родстве, каким спаяло нас всех общее дело. 

ГЛАВА ШЕСТАЯ 

До железной дороги оставалось примерно около километра, когда вернувшиеся разведчики остановили группу Крутикова. Полотно охранялось парными дозорами фашистов. Перейти дорогу и не вызвать шума оказалось делом чрезвычайно трудным. Крутиков решил дождаться темноты. Едва начало смеркаться, он двинулся дальше. Партизаны подошли к дороге совсем близко. Силуэты солдат, проходивших взад и вперед по насыпи, ясно различались на фоне снега. 

- Снять часовых - рывком вперед! - предложил кто-то, когда фигуры гитлеровцев показались в очередной раз. 

- Пока не надо, - коротко сказал Крутиков. Он уже решил про себя, что подождет еще полчаса, до половины седьмого, и, если ничего не изменится, пойдет напролом. 

Однако не прошло и двадцати минут, как появилась новая, никем не предвиденная возможность. 

- Поезд! - прислушиваясь к доносившемуся издали гулу, сказал Пастухов и вскочил на ноги. 

Своим движением он как бы подсказывал нужное решение. Все невольно поднялись. Шум поезда был теперь слышен явственно. 

Медлить невозможно. 

- Вперед! - скомандовал Крутиков. 

Быстро простившись с провожавшими разведчиками, группа тронулась с места. Теперь шаги людей скрывал грохот поезда. Оставалось пропустить его и сразу же пересечь насыпь. Все это было проделано успешно. Группа оказалась на опушке леса, за линией железной дороги. 

Впереди лежало небольшое село, а за ним чистое снежное поле. 

Борис Крутиков раньше не был профессиональным военным. Он работал где-то на Полтавщине. В свое время прошел действительную службу в Красной Армии и был призван вновь, когда началась война. Лейтенант Крутиков с особым рвением относился к службе, был ею целиком поглощен и требовал того же от подчиненных, к которым, как и к себе, был придирчив, ничего не прощая и не зная снисхождения. 

Нынешнее задание особенно увлекало Крутикова. Эта опасная игра пришлась ему по душе. Казалось, он стал теперь еще строже и собранней, больше молчал и не располагал ни к каким разговорам, кроме деловых. Изредка, во время привала, он вмешивался в беседу, но и тут неизменно переводил разговор на то, что более всего его занимало, и заканчивал очередным внушением за нечаянно оброненное русское слово (разговаривать в группе разрешалось только по-украински) или же "репетицией". "Репетиция" заключалась в выкрикивании бандеровских приветствий и пении песен. Лейтенант, как истый режиссер, тщательно следил при этом за каждым из исполнителей. 

Партизаны, очевидно, хорошо усвоили свою роль, потому что в первом же селе "боивка" бандеровцев их накормила, во втором им удалось достать лошадей с ездовыми и заодно узнать пароль, а дальше они уже продолжали путь на санях. На рассвете седьмого января они были в Дубенском районе. 

И везде на своем пути они видели, с какой откровенной ненавистью относятся к ним, одетым в форму бандеровцев, крестьяне. 

- Как мне это знакомо! - сказала как-то Наташа Жене. - Хочется сбросить с себя эту личину и громко сказать людям: "Да мы же свои, партизаны..." 

- Отставить разговоры! - прикрикнул на них Крутиков. 

Примерно в трех километрах от шоссейной дороги Дубно - Луцк Крутиков, ехавший на передних санях вместе со своими "адъютантами" Корнем и Шевченко, приказал остановить лошадей и сделать привал. Требовалось решить, как быть дальше. На шоссе полно немецких машин. 

- К лесу, - предложил Шевченко. - Непременно к лесу. Вон там домишко - постучимся. А чуть что, так лес рядом. 

- Погреться? - проворчал Крутиков. Видно было, что ему до смерти не хочется сворачивать куда бы то ни было в сторону от намеченного пути. 

Но он поглядел на Корня, оттирающего варежкой нос, на Дроздовых, принявшихся плясать, чтобы отогреть ноги, на Наташу, которая сначала тоже пританцовывала, а теперь стояла не двигаясь, одолеваемая усталостью, и согласился. 

- Ну, будь по-твоему. К дому! - сказал он Шевченко. 

Испуганная женщина долго стояла на пороге, оглядывая пришедших и не решаясь впустить. Наконец она отступила, бросилась в заднюю комнату и вышла оттуда с мужем. Они молча смотрели на входивших в хату незнакомых людей, на то, как те отряхивали на пороге одежду и снимали шапки с кокардами в виде трезубов, как сбрасывали полушубки и рюкзаки, как рассаживались, одни на табуретках, другие прямо на полу... "Будьте ласковы, заходите до хаты", - пробормотал хозяин свое запоздалое приглашение и ушел к себе. Хозяйка последовала за ним. 

Валентин Шевченко хорошо знал Дубенский район. Они с Крутиковым легко наметили дорогу до бывшей австро-русской границы. Здесь кончалась Волынь и начиналась Галиция. Дальнейший путь мог указать Василий Дроздов. Где-то в восьмидесяти километрах от границы лежала деревушка, в которой они с Женей жили до своего ухода к партизанам. Крутиков подозвал Дроздова, и они долго сидели втроем, склонившись над картой. 

Их отвлек часовой, доложивший, что к дому идут двое вооруженных людей, по всем признакам бандеровцы. 

- Пойду погляжу, - сказал Шевченко. 

Через минуту он вернулся. Все настороженно ждали его слов. 

Бандеровцы заявили, что "районный эс-бэ" (служба безопасности) Дубенского района Калина находится в соседнем доме и желает видеть нашего командира. 

- Надо идти, - сказал Крутиков, вставая из-за стола. - Ничего не поделаешь: начальство... В конце концов, документы у нас в порядке. 

- Постой! - остановил его Корень. - Мы сами начальство, нехай они к нам приходят. 

Крутиков согласился. 

- Приготовить оружие! - приказал он. 

Вскоре снова вбежал часовой. На сей раз к дому приближалась группа вооруженных бандитов.