- Ну уж, не сделано! - Валя даже засмеялась, настолько нелепыми показались ей эти слова. - Рисуешься! - заключила она. - Человеку весь отряд завидует, все им гордятся, его отличили, дали орден, и какой - Ленина! А он все недоволен... "Не сделано"! Ну, садись за стол. 

- Конечно, кончилась война для нас с тобой, - ответил Кузнецов, неизвестно чему улыбаясь. - Еще три-четыре недели, и здесь будут наши. 

В дверь постучали. Валя открыла, и на пороге появился Николай Струтинский. 

- Готов, Николай Иванович? У меня уже все в порядке. 

- Куда вы? - воскликнула Валя, с недоумением глядя то на одного, то на другого. 

- Разве она не знает? - спросил Струтинский. 

- Вот, Валя... - начал Кузнецов. - Я тебе еще ничего не сказал. Мы переходим на новое место. В сторону Львова. 

- Всем отрядом? 

- Всем отрядом. 

- А я и не приготовилась. 

Кузнецов и Струтинский переглянулись. 

- А тебе и не надо готовиться, - тихо и ласково проговорил Кузнецов, - ты останешься в Ровно. 

- Я? В Ровно? 

- Эвакуируешься во Львов со своим рейхскомиссариатом. 

Валя продолжала смотреть на него широко открытыми глазами. 

- Что же я буду делать во Львове? 

- То же, что и здесь, - сказал Струтинский. 

- Одна? 

- Одна... Таков приказ командира, - закончил Кузнецов. 

Валя задумалась. Противоречивые чувства охватили ее. Еще три-четыре недели - и для них с Кузнецовым могла наступить новая жизнь, та, о которой они оба мечтали, не решаясь признаться в этом друг другу. И вот им нужно отсрочить наступление этой новой жизни. Впереди снова подполье, снова борьба, снова постоянная угроза смерти, снова ожидание. И вдруг Валя почувствовала, что, если бы даже долгожданное счастье наступило для нее сейчас, она была бы не в силах им воспользоваться. Это не было бы для нее счастьем. Это не было бы счастьем и для Кузнецова. Спокойствие и уверенность вернулись к ней в эту минуту. 

- Хорошо, - прошептала она, и это вырвалось у нее как вздох облегчения. 

- Бояться не будешь? - вдруг спросил Струтинский. 

- Буду, - призналась Валя. - Ты тоже боишься... Все мы боимся, а делаем то, что надо... Я о другом думаю: где мы там встретимся? 

- А ты запомни адрес, - сказал Кузнецов. - Мицкевича, двенадцать. Записывать не надо. Ты запомни. 

- Мицкевича, двенадцать, - повторила Валя. 

- Это адрес сестры нашей Марины. У нее и встретимся. Запомнила? 

- Мицкевича, двенадцать, - вновь прошептала Валя. Казалось, теперь уже все сказано, но Кузнецов сидел в раздумье, словно он и не собирался уходить. Струтинский поглядывал на часы, но что-то мешало ему нарушить это молчание. Он понимал, что в эту минуту Валя и Кузнецов мысленно прощаются. Он ощутил вдруг чувство неловкости и уже хотел выйти, как Кузнецов встал и начал собираться в дорогу. 

- Коля, можно я поцелую Валюшу? - неожиданно весело спросил Кузнецов. Не ожидая ответа, он порывисто обнял Валю и, не оборачиваясь, пошел к двери. 

- Мицкевича, двенадцать, - шептала Валя. Счастливая улыбка освещала ее лицо. Эти два слова звучали как пароль, как надежда, как обещание чего-то доброго и счастливого, что должно наступить в судьбе двух людей, любивших друг друга и не смевших сегодня связать свои жизни. 

В ту же ночь Кузнецов выехал в отряд на машине, позаимствованной у гебитскомиссара города Луцка. 

ГЛАВА ПЯТАЯ 

Времени было в обрез. Я попросил прислать ко мне Крутикова, и пока дневальный его разыскивал, мы с замполитом Стеховым попробовали наметить маршрут по карте. Синий карандаш замполита уверенно дошел до черной цепочки, обозначавшей железную дорогу, на минуту задержался, потом осторожно пересек цепочку и дальше пошел медленно, нетвердо, с остановками, уже не ложась на бумагу, а только слегка ее касаясь и оставляя не линию, а скорее намек на нее. 

- Трудно предвидеть, - сказал Стехов, - как все обернется. Надо дать Крутикову примерный план, а там пусть действует по своему усмотрению. Положимся на его находчивость. 

- Во всяком случае, - сказал я Стехову, соглашаясь с его доводом, - не позже двадцатого января Крутиков с группой должен быть в районе Львова. 

- Это безусловно. 

По нашему предположению, группа Крутикова должна добраться к месту двадцатого, не позже, и уже двадцать первого во Львове должны быть все шестеро наших разведчиков, для сопровождения которых мы и посылаем группу, доверяя ей судьбу отправляющихся во Львов разведчиков и тем самым судьбу одного из важнейших боевых дел. 

Каждый день приносил новые и новые вести о наступлении Красной Армии, фронт приближался. Еще немного - и мы окажемся в "окружении" у своих. Неужели же так мало времени осталось нам бороться в тылу врага?! Нет, с этой мыслью никто не хотел мириться. Продолжать борьбу, сопровождать врага, идти с оккупантами на запад!.. Гитлеровцы из Ровно бегут во Львов, значит, сейчас наше место в районе Львова! 

Но не так-то просто перебазироваться крупному отряду. Для нас это было тем сложнее, что значительная группа наших товарищей еще находилась в Ровно, в Луцке, в Здолбунове... 

К тому же мы ждали из Москвы самолеты. Нам должны сбросить питание для рации и боеприпасы, которых осталось так мало, что с наличным запасом нечего было и думать о серьезном рейде. 

Чтобы не терять времени в ожидании самолетов всем, мы решили послать во Львов шестерых разведчиков и с ними радиста. Они получили задание: осесть в городе, подготовить несколько надежных конспиративных квартир и, наконец, заняться активной разведывательной и диверсионной работой. 

- Собирайтесь, - сказал я вошедшему Крутикову. - Выйти придется на рассвете. Возьмите карту. Сами понимаете, указанный маршрут не является обязательным. Обязательным является только указанное вам место базирования и срок - двадцатое января. 

- Понятно, - сказал Крутиков, принимая карту. 

- Вопросы будут? 

- А как отряд? Придет к нам туда? 

Мы со Стеховым переглянулись. Что можно было ответить? Прийти-то мы придем, но когда? И в какое именно место? Что можно сказать, когда не знаешь ни точного маршрута, ни обстановки, в которой придется идти!