Наутро Соловьев разыскал Луця и организовал ему встречу с Новаком. Предстояло перестраивать всю работу. Обстановка требовала этого. Легальные возможности уменьшались. Настала пора уходить в подполье. Это затрудняло дело, но и облегчало его: теперь можно было вовсю развернуть активные действия, не боясь себя обнаружить, ничем не поступаясь ради разведки, которая порядком надоела всем подпольщикам. Отныне не спокойный, осторожный сторож-разведчик Самойлов, а горячая голова Коля Поцелуев должен был стать примером для организации. И Новак с Луцем почувствовали, какой запас этой горячности, безудержного, отчаянного пыла таился под спудом в них самих. Отныне они могли дать себе волю. И первое, что предложил Иван Иванович, - это взорвать фабрику валенок. Он сказал об этом с удовольствием. Только теперь он понял, как осточертела ему эта фабрика. 

- Взорвать? - задумался Новак. - Нет, жалко. Вывести из строя - это да. Наши придут - восстановят. 

- Добре, - согласился Луць. - Мы испортим электромоторы, но не так, как прошлый раз, а посерьезнее. Совсем остановим фабрику. 

- Вот-вот, - одобрительно кивнул Новак. - А взрывать не надо. Действуй, Иван Иванович. Да сам поскорее уходи с фабрики. Не надо тебе там долго оставаться. Испортишь - и уходи. 

Так и договорились. 

Уже расставаясь с Новаком, ответив на его крепкое рукопожатие, Луць помедлил, посмотрел куда-то в сторону и наконец сообщил другу, что вчера же, после бесплодной охоты за самим Новаком, фашисты арестовали его отца. 

Нелегальное положение позволяло действовать решительнее. Новак, Луць и Соловьев надумали прежде всего использовать мину, накануне доставленную из отряда. Объектом был выбран переезд железной дороги, находившийся в самом городе, в двух шагах от хаты Новака. 

Было девять часов вечера, когда они пришли к намеченному месту. Кругом пусто. Можно было беспрепятственно подойти к переезду и заложить мину. 

В небольшом чемодане помещалось десять килограммов тола. Луць выдолбил дырочку, вставил в нее взрыватель от круглой гранаты-лимонки, за чеку взрывателя зацепил шнур и затем протянул метров на сто пятьдесят к забору. Это был провод, срезанный с телефонного столба. 

Все было готово. 

Все трое скрылись у изгороди и стали ждать поезда. 

Они были вооружены пистолетами и гранатами и могли отбить нападение. 

Прошло минут двадцать, а поезд не появлялся. 

Вдруг со стороны станции показался велосипедист. Он ехал по обочине насыпи, освещая дорогу фонарем. Путевой обходчик! - поняли они. 

Заметит или не заметит мину? 

Он ехал медленно, очень медленно. 

Подъехал к мине, остановился. Заметил! 

- Дернуть шнур? - прошептал Луць и сам себе ответил: - Нет, не стоит. Жалко мину. 

Велосипедист внимательно все осмотрел и повернул обратно. Теперь он ехал с большой скоростью, спешил. 

Надо было спасать мину. Луць подполз к полотну, отвязал шнур и забрал чемодан. Все хорошо понимали, что эта история с обнаруженной миной не пройдет без последствий. Новак отправился на квартиру к супругам Жук, Луць - домой, Соловьев - к Люсе Милашевской. 

- Может, следует мне перейти на другую квартиру? - спросил он у Люси, рассказав ей о случившемся. 

- Нет, я вас не отпущу! - решительно сказала Люся. 

- Мы вас не отпустим! - заявили родители девушки. 

Утром мать Люси собралась за водой. Не успела она выйти, как тут же вернулась. 

- На всех улицах - жандармы. Никого из домов не выпускают. 

- Ну а кому на работу? - поинтересовался Соловьев. 

- Тоже не пускают. 

"Вот хорошо! - подумал Соловьев. - Сорвали рабочий день во всем городе!" 

В соседнюю квартиру уже входили гестаповцы с автоматами. 

Соловьев и Люся сидели за столом, когда гестаповцы, проверив документы у соседей, вошли к ним. Оба беспечно рассматривали немецкий иллюстрированный журнал. В зубах у Соловьева торчала огромная сигара. В боковом кармане находились бумажник и пистолет. 

- Документы! - потребовал офицер. 

Соловьев спокойно достал бумажник. Фашисты взглянули на документ и остались удовлетворенными. 

Как только облава была снята, Соловьев помчался на квартиру к Жуку. Терентий Федорович был здесь. Он встретил возбужденного Соловьева спокойной улыбкой. Облаву он пересидел на чердаке. 

Но в дальнейшем это было рискованно. Не хотелось подвергать опасности людей, гостеприимно приютивших подпольщиков. И они решили переселиться. 

Соловьев облюбовал киоск, давно пустующий и находившийся в глухом переулке. В этой холодной будке и обосновались они с Новаком. 

Несладко жилось им здесь, за фанерными стенками. По ночам они согревали друг друга. Спать не могли. 

- Эх, одеяльце бы теперь! - мечтательно вздыхал Новак. 

- Хотя бы пальто какое ни на есть! - вторил ему Соловьев. 

- Я не отказался бы и от подушки! 

Они ловили себя на том, что эти мысли все больше и больше занимают место в их обычных беседах. Новак недовольно поморщился: 

- Ну и подпольщики! Размечтались... о постельных принадлежностях! 

Как-то в холодную ночь дрожащим от холода голосом он предложил Соловьеву: 

- Слушай, Володя, давай все-таки спать под одеялом. У меня на квартире все это есть: и одеяло, и подушки, и даже... граната. Попробуем забрать. 

Так они решились на отчаянный шаг. Из дома, за которым, безусловно, была установлена слежка, предстояло вынести вещи и оружие. 

Вечером Новак в сопровождении Луця и Соловьева отправился домой. Соловьева оставили караулить под окнами. Новак и Луць вошли в дом. Минут через десять Соловьев, утомленный ожиданием, увидел, как из ворот выехала детская коляска, до отказа нагруженная и сверху покрытая простыней. За коляской следовала странная фигура в шляпе и длинном пальто. Фигура была маленькая, почти вровень с коляской, и настолько нелепая, что Соловьев поневоле рассмеялся. Вслед за коляской вышел на улицу Новак. Они с Соловьевым всю дорогу посмеивались, следя с тротуара за тем, как Луць везет коляску по булыжнику и как она у него подпрыгивает. Коляска резко подпрыгивала, и прохожие с удивлением и жалостью глядели на бедного ребенка, а одна женщина даже сделала замечание бессердечной "няне", после чего Луць старался везти коляску спокойнее.