только в конце мая. Но зато и осень затягивается до половины или конца 

ноября. 

_______________ 

* А н е м о н ы - рано цветущие травянистые растения, например 

подснежники, ветреницы, веснухи и другие. 

С верхней окраины города открывался чудный вид на всю Авачинскую 

бухту, окруженную кольцом гор, местами круто обрывавшихся темными утесами 

к глади вод, местами же сбегавших пологими склонами и разрезанных долинами 

речек, уже освободившихся от оков зимы. 

Кольцо гор отступало от берега бухты только на западе, где виднелась 

низменная дельта речки Авачи. У устья последней можно было различить 

домишки одноименного селения, единственного, кроме Петропавловска, жилого 

места на берегу этого великолепного бассейна, имеющего около двадцати 

километров в поперечнике, могущего вместить флоты всех великих и малых 

держав, прекрасно защищенного со стороны моря и тем не менее поражавшего 

зрителей своей пустынностью. На его гладкой поверхности не белел ни один 

парус, зато окружающие горы, поросшие лесом, белели еще под зимним 

покровом. 

Спустившись к берегу, наши путешественники сделались свидетелями 

любопытной сцены. Возле воды стояли, связанные попарно, тридцать собак, 

назначенных для экспедиции. Они были окружены несколькими матросами и 

толпой любопытных, но вели себя очень беспокойно - выли, дрались и делали 

попытки к бегству. На воде у берега стояла большая неуклюжая лодка, в 

которую собирались погрузить эту свору. Коренастый мужчина, обнаженный до 

пояса, очевидно каюр, то есть собаковожатый, схватил пару сопротивлявшихся 

и вывших животных за шиворот, отнес их в лодку и посадил у кормы. Но как 

только он повернулся к ним спиной, чтобы идти за следующей парой, умные 

собаки, очевидно недолюбливающие путешествия по воде, выскочили на берег и 

смешались с остальными. Это повторилось несколько раз ко всеобщему 

удовольствию зрителей. Не помогали ни пинки, ни крики - псы не желали 

покидать свою родину. Каюр выходил из себя и ругал собак русскими и 

камчадальскими скверными словами, зрители хохотали и подавали различные 

советы, собаки выли - гвалт стоял невообразимый. 

Наконец каюр придумал остроумный, хотя и не очень приятный для 

косматых пассажиров способ посадки. Он оттолкнул лодку шагов на пять от 

берега, вручив ее причал одному из матросов, и затем стал бросать собак 

попарно через воду в лодку, несмотря на их сопротивление. Извиваясь в 

воздухе, псы шлепались на дно, вскакивали передними ногами на борт и выли 

отчаянно, но прыгать в воду все же не решались. Когда лодка наполнилась 

всеми беспокойными парами, продолжавшими прыгать и выть, ее подвели носом 

к берегу. Матросы и каюр быстро вскочили и взялись за весла. При первом же 

взмахе весел стая, словно по мановению волшебного жезла, затихла и молчала 

в течение всей переправы. Но как только лодка толкнулась о корпус 

<Полярной звезды>, концерт возобновился с удвоенной силой. С берега было 

видно, как собак попарно поднимали на палубу в корзине, спущенной с борта 

судна на веревке, и как каюр носил их в отведенную им загородку, где 

хорошая порция юколы заставила их примириться со своей участью 

Суета на палубе, грохот якорной цепи и вой встревоженных собак рано 

разбудили на другой день путешественников, которые не поленились подняться 

наверх, чтобы бросить последний взгляд на городок и его обитателей, 

собравшихся на берегу для проводов судна. При криках <ура>, <счастливого 

пути>, сопровождавшихся маханием шапками и платками, и при вое собак 

<Полярная звезда> сделала плавный поворот и полным ходом направилась через 

бухту к воротам. Берег быстро уходил вдаль и вместе с тем на заднем плане 

из-за ближайших к городу гор стал выплывать белоснежный конус Авачинской 

сопки. Тонкой, прозрачной струей из ее вершины поднимался дымок. 

- Закурила наша сопка! - произнес голос за спиной путешественников, 

стоявших у борта и любовавшихся красивой картиной. 

Все оглянулись. Это был тот энергичный мужчина, который накануне 

перебрасывал собак в лодку. Теперь он был одет в кухлянку - рубаху из 

оленьего меха шерстью наружу. Узкий и несколько косой прорез его карих 

глаз, выдающиеся скулы, смуглый цвет лица, приплюснутый нос и скудные 

черные усики сразу обнаруживали монгольское происхождение. Он, улыбаясь, 

смотрел на путешественников. 

- Это новый член нашей экспедиции - Илья Степанович Иголкин, 

начальник тридцати собак и каюр передней нарты, который обучит нас 

управлять этими беспокойными животными, - сказал Труханов, здороваясь с 

каюром. 

- Наши собачки очень спокойные, господин начальник! - возразил тот. - 

Они уже затихли. Ведь покидать родину никому не охота, потому они и выли. 

Когда Иголкин отошел к собакам, Труханов передал товарищам сведения 

об этом члене экспедиции. Иголкин был родом из Забайкалья, из 

бурят-казаков какой-то станицы на границе Монголии, и участвовал в войне с 

Японией, после которой остался во Владивостоке. Его завезла на Камчатку 

научная экспедиция, и ему понравилась страна дымящихся сопок, ее приволье, 

обилие рыбы, охота на медведей. Он нашел здесь вторую родину, быстро 

приспособился к своеобразным условиям тамошней жизни и сделался известным 

всему Петропавловску ловким каюром и проводником любителей охоты. Принять 

участие в экспедиции Труханова его соблазнила высокая плата, выданная ему 

за год вперед и позволявшая построить дом и обзавестись скотом и орудиями 

промысла. 

Через час после поднятия якоря <Полярная звезда> входила уже в ворота 

Авачинской бухты, которые тянутся на пять с лишним километров. Справа у 

входа, против отвесных скал мыса Бабушкина, из моря чернел глыбой огромный 

Бабушкин камень, около ста метров вышиной, с плоской вершиной, весьма 

удобный для гнездования морских птиц.