гает. И те, кто сейчас проявляет к нему такой интерес, хотят эту инфор- 

мацию из него вытрясти, чтобы использовать в политической игре. 

- Ну и пусть используют, - пожала плечами Настя. - Нам-то с вами что 

за печаль? На то она и игра, пусть резвятся. 

- Ничего-то ты не понимаешь, - покачал лысой головой Гордеев по проз- 

вищу Колобок. - Во-первых, я получил приказ от генерала Коновалова, не 

выполнить который я не могу. У него есть оперативная информация о том, 

что готовится убийство или похищение человека, и он дает мне задание это 

преступление предотвратить. Все, деточка, разговор окончен, сколько бы я 

ни дергался. Во-вторых, это мы с тобой - майор да полковник - люди тихие 

и незаметные, а они - генералы, лица приближенные к императору. Им этот 

Сауляк тоже нужен, потому что оба они наверняка в чьей-нибудь команде. И 

хорошо, если в одной. Потому что если в разных, то мы с тобой еще хлеб- 

нем дерьма от них же. И вот я спрашиваю тебя, деточка: знаешь ли ты, что 

нужно сделать, чтобы довезти Павла Дмитриевича Сауляка от колонии в Са- 

марской области до столицы нашей родины живым и невредимым? 

- Знаю, - сказала она. - Я знаю, что нужно сделать. Только я не очень 

себе представляю, как это сделать. 

Он был спокоен и терпелив, как впавшая в анабиоз ящерица. До конца 

срока оставалось шесть дней, но он был равнодушным, потому что никак не 

мог решить, хорошо это или плохо. Сауляк ежедневно читал газеты с того 

самого дня, как оказался в этой зоне, чтобы понимать, миновала ли опас- 

ность, но так и не понял. То ему казалось, что можно выходить, что ниче- 

го плохого с ним уже случиться не может, то вдруг опять что-то происхо- 

дило во внутренней политике, и он считал за благо отсидеться в тиши. Не 

имея за плечами ни одного нарушения режима, постоянно перевыполняя нормы 

выработки в цехе, он в любой момент мог подойти к начальнику отряда и 

сказать, что хочет похлопотать об условном или условно-досрочном осво- 

бождении. Причин для отказа не нашлось бы, и суд наверняка удовлетворил 

бы ходатайство. Но Павел Сауляк так и не воспользовался этим. Не было у 

него уверенности, что там, снаружи, на воле, он будет в безопасности. И 

что его ждет через шесть дней? Может, выкинуть какой-нибудь фортель, по- 

ка не поздно, и намотать себе дополнительный срок? Или все-таки выйти? 

Сауляк имел собственные принципы работы, и одним из этих принципов 

был запрет на повтор одного и того же приема, если это может привести к 

расшифровке. В первый раз, два года назад, он намеренно совершил прес- 

тупление и отправился за решетку, там ему было спокойно и безопасно. Но 

если есть люди, которые за ним наблюдают и ждут, когда он выйдет, они 

сразу догадаются, что он их боится, если за несколько дней до освобожде- 

ния он сделает все для того, чтобы не выйти из зоны. Трюк дешевый и всем 

известный. Пока можно делать вид, что ничего особенного не знаешь, что 

два года назад действительно напился и нахулиганил, с кем не бывает, и 

тебе даже в голову не приходит, что кто-то может за тобой охотиться, что 

ты для кого-то представляешь интерес. Почему не приходит? Да потому что 

в этой голове и нет ничего интересного, так, глупости одни. А вот если 

показать свой страх, это все равно что признаться: да, ребята, я много 

знаю, да такого, что у вас волосы на ушах сначала вырастут, потом заше- 

велятся, а потом все от ужаса повыпадают. Тогда точно кранты. Тогда в 

любой зоне достанут, ни за чем не постоят, никаких денег не пожалеют на 

взятки, а достанут. 

Павел повернулся на койке, почувствовал, как заныл бок - давал себя 

знать холецистит, сел, спустив ноги на пол. Барак спал или делал вид, 

что спит. Сауляк знал, что в этой обманчивой тишине чего только не про- 

исходит... 

Он натянул сапоги и пошел по проходу, не топая, но и не стараясь осо- 

бо не шуметь. Походка у него была мягкая и легкая, и он без всяких до- 

полнительных усилий передвигался почти бесшумно. 

- Ты куда, Черенок? - послышался шепот сзади. - Гляди, нарвешься. 

Павел даже головы не повернул. Он знал, что единственным человеком, 

который не хочет, чтобы Сауляк вышел из зоны, был молоденький первоходок 

Коля, осужденный за дурацкую кражу еще по малолетке и переведенный во 

взрослую колонию по достижении восемнадцати лет. Коля пришел в зону сов- 

сем недавно, месяца два назад, и его невысоким, ладно скроенным телом 

сразу же заинтересовались любители. Сауляк, который дал себе зарок ни с 

кем не контачить в колонии в целях собственной же безопасности, вынужден 

был отступить от данного себе слова, потому что пожалел мальчишку. Краем 

уха он ловил разговоры, ведущиеся вокруг того, "как бы Кольку опустить 

половчее", и терпеливо ждал, когда подонки приступят к осуществлению 

своего замысла. Ждать пришлось недолго, заводилы наконец договорились о 

порядке очередности. Сауляк глаз с мальчишки не спускал и, когда понял, 

что "вот, началось", тихо подошел к двери, за которой укрылись насильни- 

ки. Возле двери, разумеется, стояли двое жлобов, которых поставили "на 

атас", пообещав дать попользоваться Колей после паханов, но они не явля- 

ли собой препятствие для Павла. Давно еще, спустя только месяц после 

прихода Павла в зону, все знали, что связываться с ним нельзя. Себе до- 

роже. Поэтому, завидев бесшумно двигающуюся, почти бесплотную фигуру Че- 

ренка, они только и думали о том, как бы не встретиться с ним взглядом. 

Дверь оказалась запертой, Сауляк не глядя протянул руку и с удовлет- 

ворением почувствовал, как в ладонь лег теплый металлический ключ, пос- 

лушно положенный одним из жлобов. Он резко повернул ключ в замке и рва- 

нул дверь. Еще ничего не случилось, он успел. Коля стоял, согнувшись 

вперед, за руки и за ноги его держали четыре сукина сына, а тот, чья 

очередь по жребию или по договору была первой, уже спустил штаны и с шу- 

точками и прибауточками демонстрировал собравшимся свой прибор в полной