одиноким, как и все, кого вербовали в группу Павла Сауляка. Многосемей- 

ные там были не нужны. 

И вдруг появился человек, который сказал, что при определенных усло- 

виях. Рифиниус может остаться в Москве. Условий было три: прекратить 

врачебную практику окончательно в любом ее виде, сменить имя и место жи- 

тельства, оказывать услуги этому человеку и выполнять его задания. Карл 

не был наивным и глупым, по одному только стилю решения проблемы он со- 

образил, что имеет дело с могущественной организацией, и быстро догадал- 

ся, какого рода могут быть эти услуги и задания. Деньги ему не были нуж- 

ны, он уже заработал достаточно, чтобы жить так, как ему нравится. Пос- 

кольку в пациентах у него ходили самые избранные, то в виде благодарнос- 

ти за лечение он за время работы врачом получил все, о чем мечтал, по 

мизерным ценам, доступным даже обыкновенному инженеру. Бояться ему было 

нечего, криминала за ним никакого не числилось, а то, чего он не совер- 

шал, ему уже и без того навесили. Но его жгла ненависть. Ненависть к 

этой раскормленной обожравшейся дуре, которая посмела отомстить ему за 

то, что ее не трахнул. Ненависть к ее высокомерному импотенту мужу, ко- 

торого он, кстати, тоже лечил пару лет назад. Ненависть ко всему, что 

олицетворялось умом, честью и совестью, в одном городе с которыми ему 

было заказано жить. 

Павел дал ему новые документы, в которых была вклеена его фотография, 

но стояло совершенно другое имя. Теперь он был Константином Федоровичем 

Ревенко. Сауляк пояснил ему, что имя выбирал, стараясь сохранить инициа- 

лы, в противном случае Рифиниусу пришлось бы вырабатывать совсем другую 

подпись, а так можно только чуть-чуть изменить старую, привычную. Да и 

носовые платки, на которых влюбленные дамы старательно вышивали его ини- 

циалы, пришлось бы выбрасывать, а жаль, все-таки натуральный батист, не 

какая-нибудь там китайская синтетика. Новоявленный Ревенко поменял место 

жительства и растворился в многомиллионной Москве. 

Работал он не из любви и благодарности, как Рита, не из жадности, как 

Миша Ларкин, и не из страха перед тюрьмой, как Асатурян. Он сотрудничал 

с Павлом из идейных соображений, ибо ненавидел весь свет, а особенно - 

тех, против кого, собственно, и работал чаще всего. Павел не обольщался 

насчет мотивов, которыми руководствовался бывший доктор, поэтому и зада- 

ния давал ему соответствующие. Партийные деятели, работники правоохрани- 

тельных органов, крупные руководители. Сауляк старался, чтобы каждый 

раз, выполняя задание, Карл чувствовал жгучую сладость мести. 

Крючок, на котором сидел Рифиниус, был эмоциональным, а не матери- 

альным. Рита боялась психушки, Ларкин - нищеты, Гарик - тюрьмы, а Карл 

не боялся ничего, и эту неувязочку нужно было быстренько исправить. Одно 

из первых заданий, которое выполнял Рифиниус-Ревенко, состояло в доведе- 

нии до самоубийства молодой девушки, студентки-первокурсницы. Некие 

очень богатые, но не очень законопослушные люди были заинтересованы в ее 

отце, но тот, за год до этого потеряв жену, упорно отказывался от выгод- 

ных предложений и твердил: "Я готов рискнуть, но если что-то не получит- 

ся и меня посадят, что будет с моей девочкой? Как она будет жить, зная, 

что ее отец - вор?" Одним словом, девочка мешала, а папеньку очень нужно 

было прибрать к рукам, потому что никто, кроме него, не имел права под- 

писывать необходимые этим людям документы. Поэтому после того, как дочь 

ни с того ни с сего прыгнула с балкона двенадцатого этажа, отца смогли 

уломать, взяли его в долю и сделали на этом колоссальные деньги. А в ру- 

ках у Павла оказались веские доказательства причастности Карла к смерти 

девушки. Вот этими доказательствами он его и держал. 

Два года, которые Сауляк провел за решеткой, Карл-Константин вел 

жизнь тихую и спокойную. Пенсионного возраста он еще не достиг, но денег 

за время работы на Павла заработал столько, что мог о доходах не беспо- 

коиться. Жил в своей просторной квартире, холил двух собак - ирландских 

сеттеров, ездил на охоту. Иногда приводил женщин, но никогда не допус- 

кал, чтобы они оставались у него жить. Через полчаса беседы с ним Павел 

с огорчением убедился, что ненависть Рифиниуса насытилась и угасла и 

единственным стимулом остался страх перед имеющимися у Павла доказа- 

тельствами причастности к смерти той несчастной девочки. Стимул был, ко- 

нечно, сильный, никто не спорит. Под воздействием такого стимула Гарик 

прекрасно работает и будет работать еще много лет, пока срок давности не 

истечет. Но Гарик - молодой, ему еще и сорока нет, а стало быть, спо- 

койствия и мудрости тоже пока маловато. Рифиниус много старше, и как 

знать, не махнул ли он рукой на печальную перспективу попасть под суд. 

Тем паче материалы на Гарика были куда как весомее достаточно спорных 

улик, которые имелись на Карла. 

- Я рад нашей встрече, - говорил Карл Фридрихович, попыхивая сигаре- 

той, но Сауляк видел, что это неправда. Не рад он. Жил себе спокойно це- 

лых два года и хотел бы, наверное, жить так и дальше. Незачем ему искать 

на свою голову приключения. 

- Карл Фридрихович, мне понадобится ваша помощь, но я обещаю, что это 

в последний раз. Я понимаю, что вам хочется покоя, вы устали от меня. Я 

ценю все то, что вы для меня когда-то сделали, а сделали вы немало. Это 

была трудная работа, и вы имеете полное право спокойно отдыхать от нее. 

И я прошу вас просто о личном одолжении, - мягко говорил Сауляк, стара- 

ясь не встречаться глазами с бывшим психотерапевтом. - Помогите мне в 

последний раз, и больше никаких заданий. Разумеется, ваша работа будет 

должным образом оплачена. 

- Хорошо, - со вздохом согласился Рифиниус. - Я сделаю все, что нуж- 

но. 

"С тобой надо заканчивать, - мелькнуло в голове у Павла. - Отработа- 

ешь в этот раз - и все. Конец". 

Банкетный зал гостиницы "Россия" сверкал и переливался огнями, причем 

с первого взгляда трудно было точно определить, что сверкало больше: