- А я не шучу. Вы сами этого хотели. 

- Я хотела вовсе не этого, вы прекрасно это понимаете. Должны пони- 

мать. 

- Посмотри на меня, - потребовал он, и Настя с каким-то неприятным 

чувством отметила, что он наконец обратился к ней на "ты". Она подняла 

голову и наткнулась глазами на его взгляд. 

- Ты хотела этого, - тихо и медленно говорил Павел, крепче и крепче 

сжимая ее ягодицы. - Ведь ты же хотела именно этого, не так ли? Ты хоте- 

ла этого с того самого момента, когда целовалась со своим поклонником 

днем в этом ресторане. Ты целовалась с ним, а хотела, чтобы на его месте 

был я. Ты и сейчас этого хочешь. Ну, признайся же, признайся, и тебе 

сразу станет легче. Скажи, что ты хочешь меня. 

Она впала в оцепенение, подобное тому, которое охватило ее за обедом. 

Руки вмиг стали горячими и какими-то слабыми, ей казалось, что она даже 

шариковую ручку в пальцах не удержит. Слова уже бились в горле, рвались 

на язык, и она была уверена, что произнесет сейчас: "Да, я хочу тебя", и 

ей сразу станет легче, и все будет хорошо, ну просто отлично. Его тихий 

монотонный голос завораживал, увлекал ее в какую-то темную, страшную пу- 

чину безволия, его холодные пальцы уже сжимали ее бедра под юбкой... 

Она сделала последнее усилие, вырвалась из его рук и залепила ему по- 

щечину. Никто не обратил на них внимания, музыка звучала оглушающе гром- 

ко, пары были заняты сами собой. Павел легко перехватил ее руку и сжал 

кисть с такой силой, что у нее выступили слезы. Он сделал еще одно лег- 

кое, почти незаметное движение, нажав на болевую точку, и Настя опусти- 

лась на колени, не удержав равновесия. Теперь уже внимание к ним было 

привлечено, танцующие расступились, в дверях показались головы вышибал, 

готовых по первому знаку кинуться наводить порядок. Павел подал ей руку 

и помог встать. Они дошли до своего столика, провожаемые удивленными 

взглядами, и молча уселись. Краем глаза Настя заметила Короткова. Она 

подняла руку, подзывая официантку. 

- Позови Германа, - бросила она, не глядя на девушку. 

Через несколько минут к ним подбежал услужливый метрдотель. Настя 

открыла сумочку и вынула из нее три купюры по пятьдесят тысяч. 

- Пошлите кого-нибудь, пусть купят цветы. Розовые гвоздики для меня и 

желтые - вон на тот столик, где мой поклонник сидит. И побыстрее. 

Герман схватил деньги и умчался. 

- Я вас не понимаю, - произнес Сауляк. 

"Ну вот, наконец-то, - с облегчением подумала Настя. - Наконец-то ты 

заговорил со мной первым, а не просто отвечаешь на мои назойливые вопро- 

сы. Наконец-то ты чего-то не понимаешь. Дело сдвинулось, но видит Бог, 

это стоило мне... И синяк теперь на руке будет". 

- Чего вы не понимаете? - устало спросила она, машинально поглаживая 

болезненно ноющее место на запястье. 

- Зачем вы покупаете цветы, которые вам не нравятся? 

- Затем, что я никогда не покупаю цветы, которые мне нравятся. Цветы, 

которые мне нравятся, мне дарят люди, которые хотят сделать мне что-ни- 

будь приятное. 

- Это не ответ. 

- Другого не будет. 

- А желтые гвоздики вам нравятся? 

- Нет. Я вообще гвоздики не люблю, никакие. 

- Значит, они нравятся вашему Ромео? 

- Откуда я знаю, что ему нравится. - Она равнодушно передернула пле- 

чами. 

- Тогда зачем... 

- Не знаю, - оборвала она Павла. - Низачем. Я же не спрашиваю, зачем 

вы это сделали там, возле эстрады. Сделали, потому что захотели или пос- 

читали нужным сделать, вот и весь ответ. И я не считаю себя вправе тре- 

бовать от вас отчета, почему это вы решили поступить так или иначе. Ре- 

шили - значит, решили. Как решили - так и поступили. 

- Вы весьма демократичная особа, должен вам заметить. 

- Увы, нет. Я анархистка, сторонница абсолютной свободы. Главным об- 

разом, я имею в виду свободу принятия решения. Поэтому не пристаю к вам 

с вопросами и не собираюсь отчитываться перед вами по поводу цветов. Ес- 

ли вы наелись, мы можем возвращаться в номер. 

- А как же цветы? Их ведь еще не принесли. 

- Принесут в номер. 

Настя расплатилась по счету, и они снова поднялись на третий этаж. За 

стодолларовую бумажку Елизавета Максимовна записала в журнал, что в по- 

лулюксе живут двое, и новая дежурная, сидящая на посту на третьем этаже, 

ничего у Насти не спросила, только проводила ее недоброжелательным 

взглядом. 

- Вы будете спать в спальне, - сказала она Павлу не терпящим возраже- 

ний тоном. 

Он ничего не ответил, только молча кивнул. Настя быстро прошла в 

спальню, взяла свою одежду и скрылась в ванной, чтобы переодеться. Она с 

остервенением намыливала лицо, смывая слишком яркую косметику, потом за- 

лезла под душ. После горячего душа она снова влезла в свои любимые джин- 

сы, натянула майку и свитер и почувствовала себя гораздо лучше. 

Войдя в комнату, она сразу увидела огромный букет, валяющийся на жур- 

нальном столике. Павел сидел в кресле, и Настя ничуть не удивилась, что 

он снова сидит с закрытыми глазами, скрестив руки на груди и закинув но- 

гу на ногу. Похоже, это была его любимая поза, и только так он чувство- 

вал себя комфортно и удобно. 

- Давайте ложиться спать, - сказала она. - Вы, наверное, устали. 

- Нет. 

- А я устала. И хочу лечь. 

Сауляк поднялся и не говоря ни слова вышел в спальню. Настя пошла 

следом за ним, сняла постельное белье с одной из кроватей и, вернувшись 

в гостиную, постелила себе на диване. Погасив свет, она сняла обувь и 

свитер и нырнула под одеяло, оставшись в джинсах и в майке. Мало ли как 

жизнь повернется, вдруг придется вскакивать и нестись куданибудь сломя 

голову. 

Она знала, что вряд ли сможет заснуть, когда совсем рядом, в нес- 

кольких метрах от нее, находится человек, источающий непонятную, но 

весьма ощутимую опасность. Но хотя бы просто полежать, спокойно полежать 

и подумать. Она знала, что должна последовательно перебрать в памяти 

все, что произошло за сегодняшний день, шаг за шагом, слово за словом,