здесь - жаркое из баранины с картошкой. 

Здесь тушеное мясо с овощами, гарнир сделаешь на свой вкус, макароны 

или рис. Здесь - рыба, я ее пожарила и положила немного потушиться в 

сметанном соусе. Ты сейчас что будешь? 

- Жаркое. Нет, мясо. Нет, рыбу, - заметался Селуянов, чувствуя голод- 

ное головокружение. - Все. Мне кажется, я могу съесть все. Давай начнем 

с супа, а там поглядим. 

Они съели по тарелке супа. Потом поглядели. Только не на выбор вторых 

блюд, а друг на друга. Одновременно молча встали и отправились в пос- 

тель. 

Утром Николай Селуянов впервые за много-много лет понял, что такое 

проснуться счастливым. 

Трижды в день на стол полковнику Гордееву ложились сводки наружного 

наблюдения за Михаилом Ларкиным. Вел себя Ларкин как-то непонятно и бес- 

системно, ходил по улицам, магазинам, особенно крупным, но ничего не по- 

купал. Заходил в дешевенькие забегаловки, пил отвратительный полуостыв- 

ший кофе, вяло жевал предлагаемые посетителям образцы кулинарного ис- 

кусства, снова ходил по улицам. Никакой географической направленности в 

этих хождениях не было. Сначала наружники заподозрили было, что Михаил 

Давидович крутится возле определенного места, может быть, ищет возмож- 

ности с кем-то встретиться или подобраться к тайнику, все-таки ходьбу-то 

свою он начал после визита контрразведчика Минаева, так что и шпионские 

страсти полностью исключать нельзя. Однако подозрение это никакого подт- 

верждения не нашло. Ларкин то ездил в Сокольники, то в парк Горького, то 

на ВДНХ, то на ярмарку в Коньково или на Петровско-Разумовскую. А то 

вдруг начинал избегать людных мест, тихо бродил по аллеям Бульварного 

кольца, подолгу засиживаясь на лавочках. Короче говоря, ничего не понят- 

но. 

Прошло четыре дня, и Михаил Ларкин прекратил хаотические передвижения 

по городу. Наружники зафиксировали его встречу, очень короткую, с моло- 

дым человеком лет двадцати семи-тридцати, после которой Ларкин с видимым 

облегчением отправился домой, в Графский переулок. Молодой человек был в 

тот же день "отработан", но сведения о нем не вызвали у Гордеева и его 

сотрудников ничего, кроме тихого удивления. Виталий Князев торговал го- 

рячими сосисками и пивом в палатке, расположенной в переулке неподалеку 

от станции метро "Новокузнецкая". Наплыв народу небольшой, в основном 

покупатели одни и те же - высмотрели как-то раз палатку, рядом с которой 

стоят несколько столиков со стульями, и место не шумное, транспорт мимо 

не ездит, и сосиски горячие, и пиво холодное, и даже салатик овощной 

обязательно есть. К Князеву ходили перекусать работники расположенных 

поблизости учреждений, обменивались парой слов с продавцом, перекидыва- 

лись шутками друг с другом. Что общего могло быть у такого парня с Лар- 

киным? 

Решили подождать, авось прояснится. Но ничего не прояснялось. Ларкин 

снова засел дома. Значит, короткая двухминутная беседа с Князевым была 

венцом его длительных блужданий по городу. Что же в этом сосисочнике та- 

кого необыкновенного? 

Сауляк вернулся в Москву и на всякий случай позвонил Минаеву прямо из 

аэропорта. Как знать, может быть, ему нельзя возвращаться ни в одну из 

двух квартир - ни в ту, где он прописан как Сауляк, ни в ту, которая 

оформлена на имя Кустова, вернувшегося из Бельгии после разрыва с очаро- 

вательной женой. 

- Хорошо, что вы приехали, - обрадованно сказал Минаев. - Вы здесь 

очень нужны. Поезжайте домой, в ту квартиру, которая числится за вами по 

настоящим документам, и никуда не выходите некоторое время. Вы не должны 

выходить из квартиры, пока я не скажу. 

- Почему? 

- Потому. Это не телефонный разговор, Павел Дмитриевич. Поезжайте до- 

мой, запирайтесь в квартире и сидите тихонько. Трубку телефонную не сни- 

майте, если будут звонить. И сами никому не звоните. Послезавтра ровно в 

двенадцать часов дня выходите из дома. В двенадцать ноль пять возле ап- 

теки мимо вас проедет машина, белые "Жигули", и чуть-чуть притормозит. 

Вы должны будете в нее сесть, вас привезут ко мне. Если вы сделаете все 

четко, никто не сможет сесть вам на хвост, а попытки такие будут, это я 

вам гарантирую. 

Павел не стал задавать больше никаких вопросов, послушно поехал до- 

мой, в проезд Черепановых, где в одной из старых панельных девятиэтажек 

была его квартира. Он чутко прислушивался к себе и понял, что обрадовал- 

ся сигналу Минаева и вызову в Москву. Все опять становилось как прежде: 

у него появился руководитель, который будет отдавать приказания и ста- 

вить перед ним задачи, а его, Сауляка, дело - эти задачи выполнять как 

можно лучше. Минаев и раньше, сразу по возвращении Павла из колонии, пы- 

тался взять над ним руководство, но тогда ситуация была немного другая. 

Тогда у Павла была собственная задача, которую он считал необходимым вы- 

полнить во что бы то ни стало, поэтому он и корчил из себя строптивого и 

неуступчивого, не признающего ничьего верховенства. На самом деле то 

время, которое прошло после выполнения задания Минаева и ликвидации 

убийц Булатникова, далось Павлу ох как тяжело. Он привык подчиняться. Он 

привык, что за него все решают. Над ним и рядом с ним всегда был стра- 

тег, который определял задачи на перспективу, а Павел должен был эти за- 

дачи наилучшим образом выполнить, что он и делал всю свою сознательную 

жизнь, начиная от безусловного и беспрекословного подчинения отцу и до 

выполнения требований режима в колонии. И только эти последние недели... 

Сауляк не склонен был идеализировать сам себя и теперь отчетливо пони- 

мал, что строить свою жизнь самостоятельно он не может. Ему нужен на- 

чальник, руководитель. Ему нужен хозяин. И он будет служить ему как вер- 

ный пес. Черт с ним, пусть это будет даже Минаев. Нужно только закончить 

то дело, которое он начал, уже немного осталось, а потом можно перехо- 

дить в полное подчинение Антону Андреевичу. И все опять станет четко и 

понятно, как было раньше. 

В пустой квартире в проезде Черепановых не было даже хлеба: уезжая