И шайка вся сокрылась вдруг; 

Осталася во тьме морозной. 

Младая дева с ним сам-друг; 

Онегин тихо увлекает (32) 

Татьяну в угол и слагает 

Ее на шаткую скамью 

И клонит голову свою 

К ней на плечо; вдруг Ольга входит, 

За нею Ленской; свет блеснул; 

Онегин руку замахнул, 

И дико он очами бродит, 

И незваных гостей бранит; 

Татьяна чуть жива лежит. 

XXI. 

Спор громче, громче; вдруг Евгений 

Хватает длинный нож, и вмиг 

Повержен Ленской; страшно тени 

Сгустились; нестерпимый крик 

Раздался... хижина шатнулась... 

И Таня в ужасе проснулась... 

Глядит, уж в комнате светло; 

В окне сквозь мерзлое стекло 

Зари багряный луч играет; 

Дверь отворилась. Ольга к ней, 

Авроры северной алей 

И легче ласточки, влетает; 

"Ну, - говорит, - скажи ж ты мне, 

Кого ты видела во сне?" 

XXII. 

Но та, сестры не замечая, 

В постеле с книгою лежит, 

За листом лист перебирая, 

И ничего не говорит. 

Хоть не являла книга эта 

Ни сладких вымыслов поэта, 

Ни мудрых истин, ни картин; 

Но ни Виргилий, ни Расин, 

Ни Скотт, ни Байрон, ни Сенека, 

Ни даже Дамских Мод Журнал 

Так никого не занимал: 

То был, друзья, Мартын Задека, (33) 

Глава халдейских мудрецов, 

Гадатель, толкователь снов. 

XXIII. 

Сие глубокое творенье 

Завез кочующий купец 

Однажды к ним в уединенье 

И для Татьяны наконец 

Его с разрозненной Мальвиной 

Он уступил за три с полтиной, 

В придачу взяв еще за них 

Собранье басен площадных, 

Грамматику, две Петриады, 

Да Мармонтеля третий том. 

Мартин Задека стал потом 

Любимец Тани... Он отрады 

Во всех печалях ей дарит 

И безотлучно с нею спит. 

XXIV. 

Ее тревожит сновиденье. 

Не зная, как его понять, 

Мечтанья страшного значенье 

Татьяна хочет отыскать. 

Татьяна в оглавленье кратком 

Находит азбучным порядком 

Слова: бор, буря, ведьма, ель, 

Еж, мрак, мосток, медведь, мятель 

И прочая. Ее сомнений 

Мартын Задека не решит; 

Но сон зловещий ей сулит 

Печальных много приключений. 

Дней несколько она потом 

Все беспокоилась о том. 

XXV. 

Но вот багряною рукою (34) 

Заря от утренних долин 

Выводит с солнцем за собою 

Веселый праздник имянин. 

С утра дом Лариных гостями 

Весь полон; целыми семьями 

Соседи съехались в возках, 

В кибитках, в бричках и в санях. 

В передней толкотня, тревога; 

В гостиной встреча новых лиц, 

Лай мосек, чмоканье девиц, 

Шум, хохот, давка у порога, 

Поклоны, шарканье гостей, 

Кормилиц крик и плач детей. 

XXVI. 

С своей супругою дородной 

Приехал толстый Пустяков; 

Гвоздин, хозяин превосходный, 

Владелец нищих мужиков; 

Скотинины, чета седая, 

С детьми всех возрастов, считая 

От тридцати до двух годов; 

Уездный франтик Петушков, 

Мой брат двоюродный, Буянов, 

В пуху, в картузе с козырьком (35) 

(Как вам, конечно, он знаком), 

И отставной советник Флянов, 

Тяжелый сплетник, старый плут, 

Обжора, взяточник и шут. 

XXVII. 

С семьей Панфила Харликова 

Приехал и мосье Трике, 

Остряк, недавно из Тамбова, 

В очках и в рыжем парике. 

Как истинный француз, в кармане 

Трике привез куплет Татьяне 

На голос, знаемый детьми: 

Rйveillez-vous, belle endormie. 

Меж ветхих песен альманаха 

Был напечатан сей куплет; 

Трике, догадливый поэт, 

Его на свет явил из праха, 

И смело вместо belle Nina 

Поставил belle Tatiana. 

XXVIII. 

И вот из ближнего посада 

Созревших барышень кумир, 

Уездных матушек отрада, 

Приехал ротный командир; 

Вошел... Ах, новость, да какая! 

Музыка будет полковая! 

Полковник сам ее послал. 

Какая радость: будет бал! 

Девчонки прыгают заране; (36) 

Но кушать подали. Четой 

Идут за стол рука с рукой. 

Теснятся барышни к Татьяне; 

Мужчины против; и, крестясь, 

Толпа жужжит, за стол садясь. 

XXIX. 

На миг умолкли разговоры; 

Уста жуют. Со всех сторон 

Гремят тарелки и приборы 

Да рюмок раздается звон. 

Но вскоре гости понемногу 

Подъемлют общую тревогу. 

Никто не слушает, кричат, 

Смеются, спорят и пищат. 

Вдруг двери настежь. Ленской входит, 

И с ним Онегин. "Ах, творец! - 

Кричит хозяйка: - Наконец!" 

Теснятся гости, всяк отводит 

Приборы, стулья поскорей; 

Зовут, сажают двух друзей. 

XXX. 

Сажают прямо против Тани, 

И, утренней луны бледней 

И трепетней гонимой лани, 

Она темнеющих очей 

Не подымает: пышет бурно 

В ней страстный жар; ей душно, дурно; 

Она приветствий двух друзей 

Не слышит, слезы из очей 

Хотят уж капать; уж готова 

Бедняжка в обморок упасть; 

Но воля и рассудка власть 

Превозмогли. Она два слова 

Сквозь зубы молвила тишком 

И усидела за столом. 

XXXI. 

Траги-нервических явлений, 

Девичьих обмороков, слез 

Давно терпеть не мог Евгений: 

Довольно их он перенес. 

Чудак, попав на пир огромный, 

Уж был сердит. Но, девы томной 

Заметя трепетный порыв, 

С досады взоры опустив, 

Надулся он и, негодуя, 

Поклялся Ленского взбесить 

И уж порядком отомстить. 

Теперь, заране торжествуя, 

Он стал чертить в душе своей 

Каррикатуры всех гостей. 

XXXII. 

Конечно, не один Евгений 

Смятенье Тани видеть мог; 

Но целью взоров и суждений 

В то время жирный был пирог 

(К несчастию, пересоленный) 

Да вот в бутылке засмоленной, 

Между жарким и блан-манже, 

Цимлянское несут уже; 

За ним строй рюмок узких, длинных, 

Подобно талии твоей, 

Зизи, кристал души моей, 

Предмет стихов моих невинных, 

Любви приманчивый фиял, 

Ты, от кого я пьян бывал! 

XXXIII. 

Освободясь от пробки влажной, 

Бутылка хлопнула; вино 

Шипит; и вот с осанкой важной, 

Куплетом мучимый давно, 

Трике встает; пред ним собранье 

Хранит глубокое молчанье. 

Татьяна чуть жива; Трике, 

К ней обратясь с листком в руке, 

Запел, фальшивя. Плески, клики 

Его приветствуют. Она 

Певцу присесть принуждена; 

Поэт же скромный, хоть великий, 

Ее здоровье первый пьет 

И ей куплет передает. 

XXXIV. 

Пошли приветы, поздравленья; 

Татьяна всех благодарит. 

Когда же дело до Евгенья 

Дошло, то девы томный вид, 

Ее смущение, усталость 

В его душе родили жалость: 

Он молча поклонился ей, 

Но как-то взор его очей 

Был чудно нежен. Оттого ли,