Иль сон тяжелый перерви, 

Увы, заслуженным укором! 

Кончаю! Страшно перечесть... 

Стыдом и страхом замираю... 

Но мне порукой ваша честь, 

И смело ей себя вверяю... 

XXXII. 

Татьяна то вздохнет, то охнет; 

Письмо дрожит в ее руке; 

Облатка розовая сохнет 

На воспаленном языке. 

К плечу головушкой склонилась. 

Сорочка легкая спустилась 

С ее прелестного плеча... 

Но вот уж лунного луча 

Сиянье гаснет. Там долина 

Сквозь пар яснеет. Там поток 

Засеребрился; там рожок 

Пастуший будит селянина. 

Вот утро: встали все давно, 

Моей Татьяне все равно. 

XXXIII. 

Она зари не замечает, 

Сидит с поникшею главой 

И на письмо не напирает 

Своей печати вырезной. 

Но, дверь тихонько отпирая, 

Уж ей Филипьевна седая 

Приносит на подносе чай. 

"Пора, дитя мое, вставай: 

Да ты, красавица, готова! 

О пташка ранняя моя! 

Вечор уж как боялась я! 

Да, слава богу, ты здорова! 

Тоски ночной и следу нет, 

Лицо твое как маков цвет". 

XXXIV. 

- Ах! няня, сделай одолженье. - 

"Изволь, родная, прикажи". 

- Не думай... право... подозренье... 

Но видишь... ах! не откажи. - 

"Мой друг, вот бог тебе порука". 

- Итак, пошли тихонько внука 

С запиской этой к О... к тому... 

К соседу... да велеть ему - 

Чтоб он не говорил ни слова, 

Чтоб он не называл меня... - 

"Кому же, милая моя? 

Я нынче стала бестолкова. 

Кругом соседей много есть; 

Куда мне их и перечесть". 

XXXV. 

- Как недогадлива ты, няня! - 

"Сердечный друг, уж я стара, 

Стара: тупеет разум, Таня; 

А то, бывало, я востра, 

Бывало, слово барской воли..." 

- Ах, няня, няня! до того ли? 

Что нужды мне в твоем уме? 

Ты видишь, дело о письме 

К Онегину. - "Ну, дело, дело, 

Не гневайся, душа моя, 

Ты знаешь, непонятна я... 

Да что ж ты снова побледнела?" 

- Так, няня, право ничего. 

Пошли же внука своего. - 

XXXVI. 

Но день протек, и нет ответа. 

Другой настал: все нет, как нет. 

Бледна как тень, с утра одета, 

Татьяна ждет: когда ж ответ? 

Приехал Ольгин обожатель. 

"Скажите: где же ваш приятель?" 

Ему вопрос хозяйки был. 

"Он что-то нас совсем забыл". 

Татьяна, вспыхнув, задрожала. 

- Сегодня быть он обещал, 

Старушке Ленской отвечал: 

Да, видно, почта задержала. - 

Татьяна потупила взор, 

Как будто слыша злой укор. 

XXXVII. 

Смеркалось; на столе блистая 

Шипел вечерний самовар. 

Китайский чайник нагревая; 

Под ним клубился легкий пар. 

Разлитый Ольгиной рукою, 

По чашкам темною струею 

Уже душистый чай бежал, 

И сливки мальчик подавал; 

Татьяна пред окном стояла, 

На стекла хладные дыша, 

Задумавшись, моя душа, 

Прелестным пальчиком писала 

На отуманенном стекле 

Заветный вензель О да Е. 

XXXVIII. 

И между тем душа в ней ныла, 

И слез был полон томный взор. 

Вдруг топот!.. кровь ее застыла. 

Вот ближе! скачут... и на двор 

Евгений! "Ах!" - и легче тени 

Татьяна прыг в другие сени, 

С крыльца на двор, и прямо в сад, 

Летит, летит; взглянуть назад 

Не смеет; мигом обежала 

Куртины, мостики, лужок, 

Аллею к озеру, лесок, 

Кусты сирен переломала, 

По цветникам летя к ручью, 

И задыхаясь на скамью 

XXXIX. 

Упала... 

"Здесь он! здесь Евгений! 

О боже! что подумал он!" 

В ней сердце, полное мучений, 

Хранит надежды темный сон; 

Она дрожит и жаром пышет, 

И ждет: нейдет ли? Но не слышит. 

В саду служанки, на грядах, 

Сбирали ягоды в кустах 

И хором по наказу пели 

(Наказ, основанный на том, 

Чтоб барской ягоды тайком 

Уста лукавые не ели, 

И пеньем были заняты: 

Затея сельской остроты!). 

Песня девушек 

Девицы, красавицы, 

Душеньки, подруженьки, 

Разыграйтесь, девицы, 

Разгуляйтесь, милые! 

Затяните песенку, 

Песенку заветную, 

Заманите молодца 

К хороводу нашему. 

Как заманим молодца, 

Как завидим издали, 

Разбежимтесь, милые, 

Закидаем вишеньем, 

Вишеньем, малиною, 

Красною смородиной. 

Не ходи подслушивать 

Песенки заветные, 

Не ходи подсматривать 

Игры наши девичьи. 

XL. 

Они поют, и с небреженьем 

Внимая звонкий голос их, 

Ждала Татьяна с нетерпеньем, 

Чтоб трепет сердца в ней затих, 

Чтобы прошло ланит пыланье. 

Но в персях то же трепетанье, 

И не проходит жар ланит, 

Но ярче, ярче лишь горит... 

Так бедный мотылек и блещет 

И бьется радужным крылом, 

Плененный школьным шалуном; 

Так зайчик в озиме трепещет, 

Увидя вдруг издалека 

В кусты припадшего стрелка. 

XLI. 

Но наконец она вздохнула 

И встала со скамьи своей; 

Пошла, но только повернула 

В аллею, прямо перед ней, 

Блистая взорами, Евгений 

Стоит подобно грозной тени, 

И, как огнем обожжена, 

Остановилася она. 

Но следствия нежданной встречи 

Сегодня, милые друзья, 

Пересказать не в силах я; 

Мне должно после долгой речи 

И погулять и отдохнуть: 

Докончу после как-нибудь. 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 

La morale est dans la nature des choses. 

Necker 

I. II. III. IV. V. VI. 

VII. 

Чем меньше женщину мы любим, 

Тем легче нравимся мы ей, 

И тем ее вернее губим 

Средь обольстительных сетей. 

Разврат, бывало, хладнокровный 

Наукой славился любовной, 

Сам о себе везде трубя 

И наслаждаясь не любя. 

Но эта важная забава 

Достойна старых обезьян 

Хваленых дедовских времян: 

Ловласов обветшала слава 

Со славой красных каблуков 

И величавых париков. 

VIII. 

Кому не скучно лицемерить, 

Различно повторять одно, 

Стараться важно в том уверить, 

В чем все уверены давно, 

Все те же слышать возраженья, 

Уничтожать предрассужденья, 

Которых не было и нет 

У девочки в тринадцать лет! 

Кого не утомят угрозы, 

Моленья, клятвы, мнимый страх, 

Записки на шести листах, 

Обманы, сплетни, кольца, слезы, 

Надзоры теток, матерей, 

И дружба тяжкая мужей! 

IX. 

Так точно думал мой Евгений. 

Он в первой юности своей 

Был жертвой бурных заблуждений 

И необузданных страстей. 

Привычкой жизни избалован, 

Одним на время очарован, 

Разочарованный другим, 

Желаньем медленно томим, 

Томим и ветреным успехом, 

Внимая в шуме и в тиши 

Роптанье вечное души, 

Зевоту подавляя смехом: