- Там гроза... - оборачиваясь в сторону Лиды, помолчав, проговорил Алехин. 

- Уж это точно!.. Веселенькая ночка вам предстоит... Таманцев осмотрел темное небо, потом лес впереди - выглядело все вокруг мрачно, диковато - и заметил: 

- Прекрасное место для отдыха. В каком отеле для нас приготовлены номера? 

Алехин, будто не слыша, молчал. 

- Распорядитесь доставить туда багаж, - не унимался Таманцев, - массажистку и педикюрных операторов. 

- Ожидают тебя с нетерпением, - принимая тон Таманцева, сказал Алехин. 

- Очень мило... А каков приказ Родины? 

- Взять Казимира Павловского и тех, кто с ним, - вполне серьезно сказал Алехин. 

- Кто это - Павловский? - спросил Фомченко; он, видно, был любознателен и, во всяком случае, хотел быть в курсе дела; а Лужнов молчал. 

- Агент германской разведки, - оборачиваясь, сказал Алехин. 

- Милейший парень, - добавил Таманцев. - Девять успешных перебросок и четыре железки от немцев... Особо опасен при задержании. Как-то под настроение ухлопал трех лопухов из комендатуры. 

- Понятно, - несколько озадаченно проговорил Фомченко. 

- Ну уж - лопухов, - не согласился Алехин. - Офицера и двух патрулей. С ним надо ухо держать востро. Я ознакомлю вас с ориентировкой и фотографиями, - пообещал он. 

- Нам сказали... - наконец произнес Лужнов, - здесь полно банд. Правда? 

- Говорят, убивают, - Таманцев пожал плечами, - но мы не видели. 

Лужнов держал автомат наизготове, время от времени утыкаясь стволом в спину Таманцеву. 

- Поставьте на предохранитель, - посоветовал ему Алехин и улыбнулся. - Вы летчик? 

- Летчик, - покраснев, подтвердил Лужнов и сдвинул шишечку. 

- Восемьдесят семь боевых вылетов, - сказал за него Фомченко. - Комиссован после ранения. Как и я, грешный... 

"Вот так... Восемьдесят семь боевых вылетов, а автомата, возможно, в руках не держал. Летчики... Ладно, скажи спасибо, что этих дали". 

Они вышли к всполью и все четверо встали за кустами. На поле, метрах в двухстах от них, виднелся добротный дом с мансардой, левее - две бедноватые хаты, за ними зловеще чернел лес. 

- Это дом Павловских, - показал Алехин. 

- Он заколочен, - заметил Таманцев. 

- Да... Сам хозяин, Павловский-старший, арестован как фольксдойче... сидит в Лиде, - объяснил Алехин Фомченко и Лужнову. - В меньшей хате, - Алехин указал рукой, - проживает Юлия Антонюк. 

- А это кто? - нетерпеливо осведомился Таманцев. 

- Сирота... Она с детства в услужении у Павловских; 

то ли батрачка, то ли служанка - не поймсшь. Имеет дочку полутора лет. 

- От кого? - спросил Таманцев. 

- Поговаривают, что от немца, но я думаю иначе... Эта Юлия - родная сестра жены Свирида. Кстати, вон его хата... 

- А кто это - Свирид? - вступился Фомченко. 

- Приятель капитана, - с иронией заметил Таманцев. - Он и подарил нам Павловского. 

- Вот именно... - улыбнулся Алехин и пояснил Фомченко: - Обездоленный человек, горбун. 

- А тетка? - озабоченно спросил Таманцев. - У Казимира тут где-то есть родная тетка. 

- Не здесь, а в Каменке... Я отдаю предпочтение Юлии. На две засады у нас просто нет сил. 

- Нам-то все равно, где блох кормить - там или тут. - Таманцев сплюнул. - Только просветите. Не дайте помереть дурой! При чем тут Юлия? Почему Павловский должен появиться здесь?.. 

32. АЛЕХИН 

Трудно было допустить, что, попав в эти места после многих месяцев отсутствия, Павловский не попытается встретиться с кем-либо из родных или близких ему людей. Но с кем? 

Отец, которого он, по словам крестьян, уважал и любил, находился в тюрьме, дом стоял заколоченный, и со стороны издалека было видно, что там никто не живет. Следовало предполагать, что Павловский через кого-нибудь (скорей всего через свою родную тетку Зофию Басияда) постарается узнать о судьбе отца. 

Как я выяснил, Басияда, истовая католичка, без симпатии относилась к немцам, запрещавшим религиозные службы на польском языке и жестоко притеснявшим не только рядовых верующих, но и "наместников божьих" - ксендзов. Фактом было, что она, наполовину немка, не подписала фолькслист, как это сделали ее брат и племянник, хотя в тяжелых условиях оккупации германское гражданство давало немалые блага. Своего единственного брата она любила, с племянником же отношения у нее, как я понял, были не лучшие. 

Обдумывая все, что мне удалось узнать о Павловских, 

Свиридах, о их родственниках, я из двух вариантов - Зофия Басияда и Юлия Антонюк - постепенно склонился ко второму. 

Дело в том, что у меня еще раньше возникло предположение, что дочка у Юлии Антонюк от Казимира Павловского. 

Эта догадка появилась у меня, когда, узнав, кто такая Юлия, я обдумывал текст записки, извлеченной из пирога в отделе госбезопасности. Зачем сидящему в тюрьме отнюдь не сентиментальному пожилому человеку в коротком тайном послании сообщать, что девочка его батрачки здорова? 

Мысль эта получила некоторое подтверждение, когда на одной из двух фотографий Павловского, принесенных Свиридом, я не без труда разобрал стертую кем-то надпись: 

"Самой дорогой от Казика". И ниже: "1943 год". 

Кто мог быть для Павловского-младшего "самой дорогой" в доме Свирида? Как попала туда эта карточка?.. Естественным было предположение, что фотография подарена Казимиром Юлии. И что полтора месяца назад после спешного отъезда Юлии карточка вместе с другими ее вещами попала в дом к Свириду. 

Кто же и когда стер надпись?.. Возможно, Юлия - перед приходом наших войск, - а может, и Свирид. Примечательно, что, когда я потребовал принести фото Павловского, он отправился к хате, зашел туда и тут же полез в погреб - несомненно, там и были спрятаны карточки. 

Дорого бы я дал, чтобы узнать истину о взаимоотношениях Павловского и Юлии, чтобы знать доподлинно, кто отец девочки. 

Кстати, Эльзой, именем в этих местах весьма редким, звали, как мне запомнилось по следственному делу, мать Юзефа Павловского - бабушку Казимира. 

Мое предположение об отцовстве Павловского-младшего представлялось вполне вероятным, но не более. Чтобы как-то проверить его, я до приезда Таманцева попытался установить дату рождения девочки.