Он выстрелил в меня двумя пулями, не попал, добавил погодя секунды еще одну и снова - мимо. Чему-чему, а как "качать маятник"[67], я мог бы поучить и его, и тех, кто готовил его в Германии, к тому же Пашины выстрелы сбоку, несомненно, действовали ему на нервы, а подсветка значительно снижала меткость. 

Тем не менее он был опытный, находчивый парш, сразу понявший, что я опаснее других и что в первую очередь надо разделаться со мной. И я перед тем оценил его правильно: он действовал толково, уверенно, стрелял в отличие от "лейтенанта" умело, не торопясь, и если бы не подсветка и не моя сноровка в "качании маятника", он бы, возможно, меня уже свалил. 

Ствол браунинга опять следовал за моими движениями - справа налево и обратно, и я чувствовал, знал, что в ближайшую секунду снова раздастся выстрел. Но в это мгновение помощник коменданта вытащил наконец пистолет, и амбал, целившийся в меня, без промедления выстрелил дважды ему в грудь. 

С позиции инстинкта самосохранения и личной безопасности его действия были логичны, обоснованны, но теперь он терял свое главное преимущество: помощник коменданта сразу обмяк и стал валиться вниз и назад, при этом открылся верх туловища амбала, и как только это произошло, я, упредив его следующий выстрел, всадил ему две пули в левое плечо и тотчас рванулся вперед, чтобы помешать ему - блокировать вероятную попытку поднять правой рукой вывалившийся в траву браунинг. 

Он действительно нагнулся и, не спуская с меня глаз, зашарил у ног, но я летел на него стремглав, и, не выдержав, он бросился бежать через поляну, а я пустился за ним, успев отметить, что помощник коменданта и бритоголовый "капитан" лежат не двигаясь, причем поза последнего - спиной кверху, с неловко вывернутой вбок правой рукой - мне весьма не понравилась. 

Слева захлопали выстрелы из "ТТ", и, кинув туда взгляд, я увидел, что "лейтенант", оборачиваясь, стреляет в Малыша, а тот, как я его учил, на бегу уклоняется, не очень ловко, но в целом грамотно. 

Я боялся за Малыша, опасений же, что "лейтенанту" удастся уйти, не испытывал, поскольку знал, что если даже я его потом не догоню здесь поблизости, через двадцать минут - к тому времени, когда он в лучшем случае достигнет опушки, - весь лес по периметру уже будет охвачен огромной "каруселью", и за пределы столь плотного оперативного кольца ему не выскочить и не проскользнуть. 

В кобуре у амбала на ремне за правым бедром был еще ствол, скорее всего "Браунинг Лонг 07", схожий по форме и размерам с "ТТ", и хотя рука у него болталась, как плеть, а гимнастерка под погоном потемнела от крови и брюки сзади повыше колена тоже - Паша все-таки сумел в него попасть! - я держал ухо востро. Утверждение, что якобы у левши правая рука развита недостаточно, - это байка для дефективных детишек. А в действиях его чувствовался настоящий парш. 

Я услышал возгласы: "Стой! Стрелять буду!", оглянувшись, увидел старшину, выскочившего с автоматом из кустов перед "лейтенантом", заорал ему и Малышу: "Не стрелять!", но в тот же миг "лейтенант" поднял руки вверх, и я подумал с облегчением - вдвоем-то они наверняка его слепят теплым и невредимым. 

В жизни каждый двадцатый - левша, их миллионы, но я уже убедил себя, что именно этот самый амбал пытался убить Гусева, того шофера с "доджа", и, следовательно, причастен к делу "Неман". Я просто мечтал, чтобы так оно и оказалось. 

Раненный в плечо и в ляжку, он бежал даже лучше, быстрее, чем я ожидал. Но ему нужно было достигнуть деревьев или оторваться от меня, чтобы обнажить ствол, а я спокойно сокращал расстояние между нами и готовился его слепить. Он наверняка уже понял, кто мы такие и что наша задача - взять его живым. Конечно, я без труда мог его стреножить, но дырявить даже парша без необходимости - мне поперек горла, и зачем стреножить, если он и так не уйдет. 

На бегу я опять оглянулся влево. Малыш, положив "лейтенанта" лицом в траву, стягивал ему вязками руки за спиной. Старшина, воинственно наставив вниз автомат, стоял рядом. 

И в этот момент амбал наконец сделал то, чего я все время ждал: правой рукой ухватился за кобуру. Она у него наверняка была с вытяжным ремешком, и мешкать не следовало. 

Тут могло быть два реальных решения: сбить его подсечкой или же оглушить ударом в голову. Имея в виду оперативную обстановку здесь, на поляне, и то, что нам предстояло, я выбрал второе: наддав, сократил дистанцию и, как только пальцы его оказались в кобуре, взлетел над ним в прыжке и сверху ударил его рукояткой нагана правее макушки, вполсилы, с расчетом кратковременного рауша[68]. 

Он упал вперед и чуть влево, по инерции метра полтора проехал лицом вниз по траве. Замер расслабленно, голова не поднималась, и я понял, что на какие-то минуты он вырубился. Сунув выпавший из кобуры браунинг себе в карман, я ухватил его за правую целую руку и в темпе, как куль, потащил к месту засады. 

Туда же Малыш и старшина уже вели "лейтенанта". Он шел со связанными за спиной руками, и, бросив на него взгляд, я уже соображал, как буду его потрошить. 

На ходу я успел посмотреть на часы - для рапорта. 

Зафиксировать момент начала сшибки я не имел возможности, но продолжалось все это не более трех-четырех минут. 

Паша с лицом, залитым кровью, сидел, зажав рукой рану на голове, а двое других - бритоголовый и помощник коменданта - по-прежнему лежали в траве. И, увидев, что Паша сидит, я возликовал, от радости как гора с плеч слетела - могло быть и хуже. 

И теперь, когда я увидел его живым и было совершенно ясно, что хорошо или плохо, но мы слепили всех троих, вопрос, который с момента их появления на поляне все время назойливо занимал меня: "Кто они?" - сменился другим. Я уже нисколько не сомневался, что это действующие немецкие агенты, однако то, что один из них левша, еще ничего не доказывало, и теперь меня буквально свербило главное, самое в эту минуту существенное: "Имеют ли они отношение к делу „Неман"?.. Имеют или нет?.." 

98. ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ 

ШИФРОТЕЛЕГРАММА 

"Весьма срочно! 

Егорову 

Механик 294-го ОРВБ старшина Гурченко Николай Тарасович по прозвищу "Коляныч" подтвердил, что прошлой зимой, когда его часть и батальон, где служил сержант Гусев, располагались по соседству под Гомелем, в феврале или начале марта месяца Гусевым у него действительно был приобретен за бутылку водки точно такой портсигар, как предъявленный ему нами для опознания.