Красным Цветком Багира называла огонь, потому что ни один зверь в джунглях не назовет огонь его настоящим именем. Все звери смертельно боятся огня и придумывают сотни имен, лишь бы не называть его прямо. 

— Красный Цветок? — сказал Маугли. — Он растет перед хижинами в сумерки. Я его достану. . 

— Вот это говорит человечий детеныш! — с гордостью сказала Багира. — Не забудь, что этот цветок растет в маленьких горшках. Добудь же его поскорее и держи при себе, пока он не понадобится. 

— Хорошо! — сказал Маугли. — Я иду. Но уверен ли ты о моя Багира, — он обвил рукой ее великолепную шею и заглянул глубоко в большие глаза, — уверена ли ты, что все это проделки Шер-Хана? 

— Да, клянусь сломанным замком, который освободил меня, Маленький Брат! 

— Тогда клянусь буйволом, выкупившим меня, оплачу за это Шер-Хану сполна, а может быть, и лихвой, — сказал Маугли и умчался прочь. 

«Вот человек! В этом виден человек, — сказал, самой себе Багира, укладываясь снова. — О Шер-Хан не в добрый час вздумалось тебе поохотиться за Лягушонком десять лет назад!» А Маугли был уже далеко-далеко в лесу. Он бежал со всех ног, и сердце в нем горело. Добежав до пещеры, когда уже ложился вечерний туман, он остановился перевести дыхание и посмотрел вниз, в долину. Волчат не было дома, но Мать Волчица по дыханию своего Лягушонка поняла, что он чем-то взволнован. 

— Что случилось, сынок? — спросила она. 

— Шер-Хан разносит сплетни, как летучая мышь, — отозвался он. — Я охочусь нынче на вспаханных полях. 

И он бросился вниз, через кусты, к реке на дне долины, но сразу остановился, услышав вой охотящейся Стаи. Он услышал и стон загнанного оленя и фырканье, когда олень повернулся для защиты. Потом раздалось злобное, ожесточенное тявканье молодых волков: 

— Акела! Акела! Пускай волк-одиночка пoкaжeт свою силу! Дорогу Вожаку Стаи! Прыгай, Акела! 

Должно быть, волк-одиночка прыгнул и промахнулся, потому что Маугли услышал щелканье его зубов и короткий визг, когда олень сшиб Акелу с ног передним копытом. 

Маугли не стал больше дожидаться, а бросился бегом вперед. Скоро начались засеянные поля, где жили люди, и вой позади него слышался все слабей и слабей, глуше и глуше. 

— Багира говорила правду, — прошептал он, задыхаясь, и свернулся клубком на куче травы под окном хижины. — Завтра решительный день и для меня и для Акелы. 

Потом, прижавшись лицом к окну, он стал смотреть на огонь в очаге. Он видел, как жена пахаря вставала ночью и подкладывала в огонь какие-то черные куски, а когда настало утро и над землей пополз холодный белый туман, он увидел, как ребенок взял оплетенный горшок, выложенный изнутри глиной, наполнил его углями и, накрыв одеялом, пошел кормить скотину в хлеву. 

— Только и всего? — сказал Маугли. — Если даже детеныш это умеет, то бояться нечего. 

И он повернул за угол, навстречу мальчику, выхватил горшок у него из рук и скрылся в тумане, а мальчик заплакал от испуга. 

— Люди очень похожи на меня, — сказал Маугли, раздувая угли, как это делала женщина. — Если его не кормить, оно умрет. — И Маугли набросал веток и сухой коры на красные угли. 

На половине дороги в гору он встретил Багиру. Утренняя роса блестела на ее шкуре, как лунные камни. 

— Акела промахнулся, — сказала ему пантера. — Они убили бы его вчера ночью, но им нужен еще и ты. Они искали тебя на холме. 

— Я был на вспаханных полях. Я готов. Смотри. — Маугли поднял над головой горшок с углями. 

— Хорошо! Вот что: я видела, как люди суют туда сухую ветку, и на ее конце расцветает Красный Цветок. Ты не боишься? 

— Нет! Чего мне бояться? Теперь я припоминаю если только это не сон: когда я еще не был волком, я часто лежал возле Красного Цветка, и мне было хорошо и тепло. 

Весь этот день Маугли провел в пещере; он стерег горшок с огнем и совал в него сухие ветки, пробуя, что получится. Он нашел такую ветку, которой остался доволен, и вечером, когда Табаки подошел к пещере и очень грубо сказал, что Маугли требуют на CКАЛУ Совета, он засмеялся и смеялся так долго, что Ta6aки убежал. Тогда Маугли отправился на Совет, все еще смеясь. 

Акела, волк-одиночка, лежал возле своей скалы в знак того, что место Вожака Стаи свободно, а Шер-Хан со сворой своих прихвостней разгуливал взад и вперед, явно польщенный. Багира лежала рядом с Маугли, а Маугли держал между колен горшок с углями. Когда все собрались, Шер-Хан начал говорит на что он никогда не отважился, будь Акела в расцвете сил. 

— Он не имеет права! — шепнула Багира. — Так и скажи. Он собачий сын, он испугается. 

Маугли вскочил на ноги. 

— Свободный Народ! — крикнул он. — Разве Шер-Хан Вожак Стаи? Разве тигр может быть нашим вожаком? 

— Ведь место вожака еще не занято, а меня просили говорить... — начал Шер-Хан. 

— Кто тебя просил? — сказал Маугли. — Неужели мы все шакалы, чтобы пресмыкаться перед этим мясником? Стая сама выберет вожака, это чужих не касается. 

Раздались крики: _ 

— Молчи, человечий детеныш! _ 

— Нет, пускай говорит! Он соблюдал наш Закон! 

И наконец старики прорычали: 

— Пускай говорит Мертвый Волк! 

Когда Вожак Стаи упустит свою добычу, его называют Мертвым Волком до самой смерти, которой не приходится долго ждать. 

Акела нехотя поднял седую голову: 

— Свободный Народ, и вы, шакалы Шер-Хана! Двенадцать лет я водил вас на охоту и с охоты, и за это время ни один из вас не попал в капкан и не был искалечен. А теперь я промахнулся. Вы знаете, как это было подстроено. Вы знаете, что мне подвели свежего оленя, для того чтобы моя слабость стала явной. Это было ловко сделано. Вы вправе убить меня здесь, на Скале Советов. И потому я спрашиваю: кто из вас подойдет и прикончит волка-одиночку? По Закону Джунглей я имею право требовать, чтобы вы подходили по одному.