Тут как раз началось суетливое движение - прибыли, прибыли! Кто прибыл? Не кто иной, как товарищ Протопопов! Такой чести никто даже и не ждал. Наиболее, пожалуй, энергетическая личность в компании усталых его коллег. Невероятное оживление в зале - что бы это могло означать? Вошли телохранители и быстро смешались с толпой. Борис Теодорович Врангель в партийном рвении, не хуже любого секретаря обкома, ринулся навстречу гостю. У Протопопова был маленький, гордо поднятый в классовом самосознании подбородочек. Врангелю, как своему по партийной иерархической этике, ткнул не глядя руку, зато шефа "Курьера", как представителя временно независимых "прогрессивных кругов планеты", облагодетельствовал улыбкой и значительным рукопожатием. 

- Вот удалось вырвать десяток минуточек... - Любовь к уменьшительным жила, оказывается, и на московском Олимпе. - ... Очень много сейчас работы в связи с надвигающимися... - Чем? чем? что надвигается? - легкий ступор в толпе. - ... Надвигающимся юбилеем... - Отлегл - каким юбилеем, неважно, дело обычное, юбилейное. - ... Однако решил засвидетельствовать... газету вашу читаю... не все в ней, уж извините, равноценно... однако в последнее время... да, да, читаю не без интереса... - Пауза, улыбка, понимай, как знаешь. - ... Мы всегда приветствовали развитие прогрессивной мысли в... - Да неужели же произнесет слово "Крым", неужели что-то сдвинулось? - ... В Восточном Средиземноморье... - Нет, ничего но. сдвинулось; нет? ничего не сдвинулось? может быть, все-таки чуточку хоть что-то? 

Подано шампанское - прозрачнейший, драгоценный "Новый Свет", цвета предзакатного неба. Товарищ Протопопов сделал глоток и щелкнул языком - оценил! По слухам, ОНИ ТАМ если уж и пьют что-то, то лишь это. От предложенного калача с икрой отказался с мягким юмористическим ужасом - слежу, дескать, за фигурой. Нет-нет, что-то все-таки сдвинулось: такая человечность! 

- Мечтаем о том дне, Тимофей Лукич, когда наша газета будет продаваться в Москве рядом с "Известиями" и "Вечеркой", - громко сказал Лучников. 

Замерли все. Даже "букетики" застыли в красивых позах. Лишь "волкодавы" из охраны продолжали свое дело - бесшумную зрительную инспекцию. Товарищ Протопопов сделал еще глоток. Чудесная возможность - комплимент "Новому Свету", дерзость Лучникова отлетает в анналы политических бестактностей. Все ждут. Пощелкивают исторические мгновения. 

- Это зависит от... - товарищ Протопопов улыбается, - от взаимности, господин Лучников... - Поднимается накат сдержанно-возбужденного шепота. - Я ведь сказал, что не все в вашей газете равноценно, не так ли?.. - Так, так, вот именно так и было сказано, за руку товарища Протопопова не поймаешь. - ... Так вот, в дальнейшем все, конечно, будет зависеть от взаимопонимания... - "Букетики" просияли, чувствуя всеобщую нарастающую экзальтацию. - Планета у нас одна... морс у нас одно, товарищи... много у нас общего, друзья... - Все тут разом улыбнулись общей, открытой улыбкой. - ... Но много и разного, господа... - Улыбка погасл - не вечно же ей сиять. - ... Итак, я поднимаю бокал за взаимопонимание!.. 

Крепчайшее рукопожатие временно независимым силам планеты, строгий одобряющий взгляд Врангелю, и, не торопясь, понимая и заботы охраны, подготавливающей путь, и сохраняя, естественно, классовую солидность, товарищ Протопопов отбыл. 

После отбытия за бродячим завтраком воцарилась мертвая зыбь. Официальные гости быстро перешептывались между собой. Полуофициальные и неофициальные писатели (а среди приглашенных были и такие едва ли не подзаборные представители русской творческой мысли) хихикали между собой. Кто из них предполагал, что вблизи увидит один из портретиков? Такое возможно только в "Курьере", ребята, нет-нет, в самом деле мы живем во времена чудес. Дипломаты, загадочно улыбаясь, заговорили тут же о балете, о спорте, о русском шампанском, постепенно начали подтягиваться к выходу - такая работа. Журналисты собрались вокруг Лучникова, делали вид, что заняты светской болтовней, а на самом деле поглядывали на него, ждали statement. 

- Господа! - сказал Лучников. - Формула взаимности, предложенная Тимофеем Лукичом Протопоповым, редакцию газеты "Курьер" вполне устраивает. 

ЮПИ, АП, Рейтер, РТА, Франс Пресс, АНСА и прочие, включая трех японцев, чиркнули в блокнотах новомодными "монбланами" в стиле "ретро". 

Завтрак заканчивался. 

- Что же ты, Андрей, так унижаешься, смотреть на тебя противно, - сказал на прощание Гангут, - причислил-таки себя к прогрессивному человечеству. 

- Скоро ли на Остров возвращаетесь, Андрей Арсениевич? - спросил на прощание международный обозреватель из "Правды" и хмыкнул, не дожидаясь ответа, дескать, "пора, пора". 

- Как в целом? - спросил на прощание Лучников Кузенкова. 

Тот только улыбнулся на прощание; улыбка была ободряющей. 

- Почему вы никогда не позвоните, Андрюша? - спросил на прощание один из "букетиков". - Позвонили бы, посидели бы, поболтали бы, вспомнили бы былое. 

Зал очень быстро пустел, а за окном начинался моросящий дождь. Удручающий день тлел в конце Кутузовского проспекта. Неловкость, вздор, полная никчемность и бессмысленность "общего дела", Общей Идеи, Общей Судьбы, всякой деятельности, всякой активности, глухая тоска и постыдность терзали А. Лучникова, в молчании стоящего у окна. Пустые бутылки и ошметки еды, обгрызенный калач со следом губной помады, будто тампон, - вот результаты бессмысленного "завтрака с шампанским". Бежать в Новую Зеландию. 

Тут голос Татьяны достиг его слуха: 

- Пока, Андрей!