Андрей Лучников положил на стол деньги, забрал свои газеты и вышел из кафе. То же самое проделал на другой стороне улицы полковник Чернок, командующий Северным Укрепрайоном Острова Крым. Они двинулись в сторону "Селекта", почти зеркально отражая друг друга. 

Они были действительно похожи, одногодки из одной замкнутой элиты врэвакуантов, один пошире в кости, другой постройнее, один военный летчик, другой писака и политик. 

- Ты мешал мне читать газеты в своей "Ротонде", - сказал Лучников. 

- А ты мне не давал пить кофе в своем "Доме", - сказал Чернок. 

- "Дом" лучше, - сказал Лучников. 

- А у меня костюм лучше, - сказал Чернок. 

- Убил, - сказал Лучников. 

- не лезь, - сказал Чернок. 

За диалогом этим, естественно, стояла Третья Симферопольская Мужская Гимназия имени Императора Александра Второго Освободителя. 

Им принесли пива. 

- Читал последние новости из Симфи? - спросил Лучников. 

- Яки? 

- Да. По последнему поллу их популярность поднялась на три пункта. Сейчас она еще выше. Идея новой нации заразительна, как открытие Нового Света. Мой Антошка за один день на Острове стал яки-националистом. Зимой - выборы в Думу. Если мы сейчас не начнем предвыборную борьбу, России нам не видать никогда. 

- Согласен. - Полковник был немногословен. 

Они стали обсуждать план быстрого создания массовой партии. Сторонников Общей Судьбы на Острове множество во всех слоях населения. К исторически близкому воссоединению с великой родиной призывают десятки газет во главе с могущественным "Курьером". Нет сомнения, что когда возникнет СОС - вот такая предлагается аббревиатура, Союз Общей Судьбы, звучит магнитно, ей-ей, в этом слове уже залог успеха, - итак, когда возникнет СОС, другие партии поредеют. Нужно как можно скорее объявлять новую партию и делать это с открытым забралом. Да какая уж там секретность! Если даже муллы за автономию в границах СССР, секретность - вздор. Военным разрешено будет примыкать к СОСу? Прости, но в этом случае мы не можем считать СОС политической партией. Что ж, можно и не считать его политической партией, но в выборах участвовать. Прости, нет ли в этом демагогии? Пожалуй, в этом есть демагогия именно в советском духе или в стиле наших мастодонтов: мы за разрядку, но при нарастании идейной борьбы; мы не государство, но самостоятельны; мы не партия, но в выборах участвуем... Нет, демагогия нам не годится. Наша хитрост - отсутствие хитрости. Мы... Кто это все-таки "мы"? 

Старина, это пустой вопрос. Сейчас речь идет о спасении, и не о спасении Крыма, как ты понимаешь... Чтобы участвовать в кровообращении России, надо стать ее частью. Ну, хорошо, давай о практическом. 

Они еще некоторое время говорили о "практическом", а потом замолчали, потому что за стеклом террасы остановились две девки. 

Две монпарнасские халды в снобских линялых туниках, с нечесаными волосами, с диковатым гримом на лицах. Пожалуй, даже хорошенькие, если отмыть. Чернок и Лучников посмотрели друг на друга и усмехнулись. Девчонки прижались к стеклу в вопросительных извива - ну как, мол, поладим? Лучников показал на часы - увы, дескать, времени нет, ужасно, мол, жаль, мадемуазель, но мы не принадлежим себе, такова жизнь. Девчонки тогда засмеялись, послали воздушные поцелуи и бодренько куда-то зашагали. У одной из них был скрипичный футляр под мышкой. 

- Вчера я познакомился с прелестной женщиной, - мягко заговорил Чернок. Он почему-то культивировал мягчайший старомодный стиль а обращении с женщинами, что, впрочем, не мешало ему распутничать напропалую. - Она была восхищена тем, что я русский, - "Ом совэтик!" - и ужасно разочарована, когда узнала, что я из Крыма, - "Значит, вы, месье, не русский, а кримьен?" Мне пришлось долго убеждать ее, что я не сливочный. Многие уже забыли, что Кры - часть России... 

- Что твои "миражи"? - спросил Лучников. Полковник сидел в Париже уже целый месяц, ведя переговоры о поставках модели знаменитого истребителя-бомбардировщика для крымских "форсиз". 

- На днях подпишем контракт. Они продают нам полсотни штук. - Чернок рассмеялся. - Полный вздор! К чему нам "миражи"? Во-первых, наши "сикоры" ничуть не хуже, а потом пора уже переучиваться на "миги"... - Он вдруг заглянул Лучникову в глаза. - Мне иногда бывает интересно, нужны ли им такие летчики... как я. 

Лучников раздраженно отвел глаза. 

- Ты же знаешь, Саша, какой там мрак и туман, - заговорил он через минуту. - Иногда мне кажется, что ОНИ ТАМ сами не знают, чего хотят. НАМ важно знать, чего МЫ хотим. Я хочу быть русским, и я готов даже к тому, что нас депортируют в Сибирь... 

- Конечно, - сказал Чернок. - Обратного хода нет. Лучников посмотрел на часы. Пора было уже рулить в Пляс до Фонтенуа. 

- Задержись на три минуты, Андрей, - вдруг сказал Чернок каким-то новым тоном. - Есть еще один вопрос к тебе. 

Бульвар Монпарнас чуть-чуть поплыл в глазах Лучникова, слегка зарябил, запестрел длинными, словно струи дождя, прорехами: что-то особенное было в голосе Чернока, что-то касающееся лично Лучникова, а такой прицел событий лично на него, вне Движения, стал в последнее время слегка заклинивать Лучникова в его пазах, в которых еще недавно катался он столь гладко.