- Я знаю, кто у тебя, - пробарабанил Луч. - Постарайся их обмануть. Это единственный шанс. 

- Добре, добре, - хитровато засмеялся Марлен Михайлович. - Мои любезнейшие гости очень заинтригованы. Сейчас я и вас сюда притащу, дружище! Разыграем партию политического покера под рев норд-оста. Помните песню? "И битый лед на всем пути, и рев норд-оста. К коммунизму прийти не так-то просто... „. - Он повесил трубку и весело глянул на "гостей". Разведчики смотрели на него профессиональными взглядами. Бедняги, подумал Марлен Михайлович, им кажется, что они все знают, что направляют события, между тем нет, пожалуй, более неосведомленных и более жалких прислужников главной суки, Основополагающей. - Лучников звонит, - сказал он. 

У разведчиков профессионально не дрогнул ни один мускул, между тем как обвисший над стаканом "Сибирской" "коммунист-нефтяник" вскочил, разлил, уронил, задрожал девичьим трепетом. 

- Он внизу, в баре. Сейчас приведу его сюда, - сказал Марлен Михайлович. 

- Я этого не переживу, - пробормотал Игнатьев-Игнатьев. 

- Миссис Паролей с ним? - быстро спросил Востоков. 

- Он один. 

Марлен Михайлович вышел из номера, прихватив с собой ключ, и заблокировал замок. Пока будут выбираться отсюда, мы смоемся, подумал он. Куда смоешься, мелькнула мысль, в море? 

В холле отеля он подошел к дежурному городовому, показал свой паспорт и пожаловался, что к нему, советскому дипломату, ввалились какие-то пьяницы и мешают отдыхать. Коп тут же побежал вызывать патруль. Нахалы, осмелились нарушить покой "советского товарища". 

Марлен Михайлович между тем выбежал из отеля и рванул по пустынной, короткой и темной улице, где кипели под яростным ветром можжевеловые кусты и светились лишь 

окна двух-трех баров. В конце улицы бухала и взлетала над парапетом накатная волна норд-оста. 

Тут только, почувствовав пронизывающий холод, Марлен Михаилович сообразил, что он выскочил на улицу даже без пиджака, в одной жилетке. Он добежал до парапета, увернулся от очередного удара волны, увидел справа и слева пляж, заливаемый пенным накатом, дикую пляску огней в черном мраке, подумал, что, может быть, это ночь окончательного решения всех проблем, весело спутал мокрые волосы и тогда заметил в цокольном этаже массивного и безжизненного здания три светящихся теплых окна. Это был бар "Трезубец". Волна останавливалась в метре от его крыльца. Гибельная ночь осталась позади, как только он переступил порог: в теплом баре пахло крепким кофе, табаком, играла музыка. 

Gonna make a sentimental jiorney 

Тоrenew old memories... [1] 

- напевал какой-то теплый, успокаивающий басок. 

Хозяин бара смотрел по телевизору хоккейный матч СССР - Канада. Рядом со стойкой сидел огромный пес-овчар с черной полосой по хребтине. Он дружелюбно осклабился при виде вбежавшего Марлена Михайловича. В углу на мягком диване сидели Лучников и миссис Паролей. 

- Боже мой, - засмеялся Андрей. - Ты мокрый и пьяный. Никогда тебя пьяным не видел. Сristy, lооk аt mу frend. Не is а hеаvу drunk... [2] 

Чистенькая и строгая миссис Паролей в застегнутой под горло кожаной курточке дружелюбно улыбнулась Кузенкову. Благодаря Ти-Ви-Мигу всему Острову было известно, что в карманах куртки этой особы всегда помещаются два пистолета со снятыми предохранителями. 

- Николай, - сказал Лучников бармену, - дай моему другу какой-нибудь свитер и стакан горячего рома. 

- Николай, - сказал Лучников бармену через пять минут, - дай мне и моему другу штормовки, мы хотим немного подышать воздухом. 

Движением руки он пересек поползновение Кристины следовать за ними. Они вышли в ревущую мглу и медленно пошли по узкой полосе ракушечника, которая еще оставалась между каменной кладкой набережной Третьего Казенного Участка и накатывающимися из мрака белыми гривами. 

- Марлен! - прокричал Лучников на ухо Кузенкову. - Дело сделано! Через неделю мы победим! Последний полл показал, что СОС получит более 90 процентов! 

- Гордись! - крикнул Марлен Михайлович. 

- Меня тоска гложет! - ответил Лучников. 

- Еще бы! - крикнул Марлен Михайлович. - Ведь ты всего лишь жалкая рыба-лоцман для огромной бессмысленной светящейся акулы. 

- О чем ты говоришь? - с испугом спросил Лучников. Марлен Михайлович ничего не ответил, а только лишь большим оттопыренным пальцем показал в черное море и загадочно ухмыльнулся. 

Лучников, удивившись на миг, тут же забыл об удивлении. Он шел вдоль могучих бетонных плит, весь мокрый, в переливающейся под бликами огней штормовке, задумчивый и до странности молодой, настоящий герой народного плебисцита, настоящий чемпион. 

- Еще через неделю Госдума обратится к Советскому правительству с просьбой о включении в СССР на правах союзной республики. Скажи, ты можешь мне гарантировать, что не будет какого-нибудь варварства, какой-нибудь тотальной оккупации? Ведь это же не нужно в нашем случае, совсем не нужно. Чехи - чужие, они хотели отколоться, мы свои, мы хотим слиться. Насильственный акт здесь не нужен. Нужна некоторая постепенность, так... В конце концов по конституции каждая союзная республика имеет право на свободный вход и выход, на международные отношения, даже на свои вооруженные силы. Наши "форсиз" станут частью Советской Армии, зачем же нас оккупировать? Социалистические преобразования тоже нужно проводить постепенно - мы долго еще сможем быть источником твердой валюты. Пусть меня вышлют сразу, пусть нас всех, "одноклассников", вышлют в Кулунду, посадят во Владимирский централ, пусть хоть расстреляют, мы готовы, но с Островом, с населением нужна постепенность, варварские акты неуместны... Оккупация может потрясти и нас, и вас, может привести к самому невероятному... к войне. Я пытался несколько раз выходить на верх за такими гарантиями, но там, как всегда, делают вид, что нас вообще не существует. В конце концов ты проводишь здесь политику правительства, Марлен. Я не встречался все эти месяцы с тобой из-за телевизионного хвоста... Они бы скомпрометировали бы нас обоих... Теперь выхода не - отвечай напрямую: хватит там ума не оккупировать нас?