Один из юношей вытащил из-за пазухи листок школьной бумаги и, кашлянув, стал читать: "От имени Комитета „Новые Правые Крестовского Острова" мы обращаемся к русскому правительству на Острове Крым, к главнокомандующему Вооруженными Силами Юга России генералу Павловичу, а также к начальнику ОСВАГа генералу Арифметикову с просьбой немедленно взять под стражу редактора просоветской газеты „Русский Курьер" Андрея Лучникова. Советская молодежь и ее авангард „Новые Правые Крестовского Острова" считают Андрея Лучникова ренегатом и предателем нашей борьбы..." 

Далее на экране началось какое-то непонятное движение, замелькали неясные пятна. Комментатор Ти-Ви-Мига бойко объяснил, что интервью сорвалось из-за вмешательства народной дружины, но "новым правым" удалось скрыться на мотоцикле. 

- Ага! - восторженно вскричал Игнатьев-Игнатьев. - Слышали? Под стражу Лучникова! Вот воля советской молодежи! 

- Так ведь они же "правые", - сказал, от души веселясь, Марлен Михайлович, - а ведь вы же теперь "ультралевый", Игнатьев-Игнатьев. 

- Да какая разница! - брызгая слюной, зашумел Игнатьев-Игнатьев. - Главное - Лучникова под стражу! Пока не поздно! Главный негодяй! 

- Вот она, страсть! - сочувственно кивнул в его сторону Востоков. - Он обожает Андрея с детства. Недавно в ОСВАГ попал дневник господина Игнатьева-Игнатьева. Представьте себе, Марлен Михайлович, чуть ли не тысяча страниц страсти, ненависти, любви, ярости. Воображает себя женщиной Лучникова. 

- Фальшивка! - вскричал Игнатьев-Игнатьев. - Дневник - фальшивка! 

Глаза его явно замаслились, он явно испытывал сейчас сладостное страдание, какое бывает у юнцов, когда в их присутствии говорят о предмете их любви, пусть и неверном, пусть подлом, но страстно желанном. 

- Дайте мне хоть немного выпить, Марлен Михайлович, - жалобно попросил Игнатьев-Игнатьев. - Налейте хоть капельку. 

- Принесите из бара пару бутылок, - строго сказал ему Востоков. - Запишите на счет ОСВАГа. 

- Слушаюсь. - Игнатьев-Игнатьев выскочил из номера. Востоков выключил телевизор. В наступившей тишине послышалось завывание норд-оста, или, как его здесь называют, "боры". Луч прожектора осветил изрытый волнами морской горизонт. 

- Мне так давно хотелось поговорить с вами, Марлен Михайлович, - сказал Востоков. 

Марлен Михайлович засмеялся. Сердце его было полно молодой отваги. Ему казалось, что он видит вперед все ходы этих запутавшихся в собственных хитростях людей, видит нелепый смысл их игры, поскольку он, Марлен Михайлович, знает главную и основополагающую причину всей неразберихи. С молодой отвагой он полагал эту Основополагающую мерзостью и вздором. 

Востоков вздохнул. 

- Как все безобразно запуталось! Послушайте, Марлен Михайлович, скажите мне откровенно, вы-то сами, одно из главных действующих лиц, понимаете, что происходит? 

- Дело не в том, понимаю или нет, - сказал Марлен Михайлович. - Я, благодаря своему воспитанию и образованию, в отличие от вас, товарищ белогвардеец, вижу Основополагающую... 

В номере вновь появился Игнатьев-Игнатьев. На этот раз "коммуниста-нефтяника" привел, зажав нос и верхнюю губу в болевом приеме, профессор Коккинаки, он же полковник Сергеев. 

- Собирался выстрелить нейропаралитическим патроном прямо в вас, господа, - сказал Сергеев, отшвырнул Игнатьева-Игнатьева, сел в кресло и вынул из атташе-кейса три бутылки "Сибирской водки". 

- Отдайте мне мой дневник, господин Коккинаки, - хныкал Игнатьев-Игнатьев. - Верните грязную фальшивку. Марлен Михайлович весело оглядел присутствующих. 

- Братцы мои, да я вижу, вы здесь все свои. Сергеев улыбнулся. 

- Нет-нет, не совсем так, но мы делимся некоторыми данными. Без такого обмена intellegence service невозможна. Не так ли, коллега Востоков? 

Востоков, на удивление Марлену Михайловичу, никакой искательности к Сергееву не высказал, а, напротив, как бы и не удостоил вниманием. 

- Не можете ли вы закончить свою мысль, Марлен Михайлович? Вы сказали, что знаете Основополагающую?.. 

- Вот именно. - Марлен Михайлович налил себе в стакан немного виски, немного шампанского и долил до краев водкой. - Основополагающая крутит нас всех в своем водовороте, превращает нашу жизнь в абсурд, нашу работу в бессмысленную трату времени и денег. Всех нас, и марксистов и монархистов, и цээрушников и кагэбэшников, она закручивает в водовороты, она плывет, неумолимая, могучая, светящаяся акула! 

Все замолчали. Возникла неловкая пауза. 

- Впечатляюще, - неуверенно пробормотал Востоков. Новая пауза, неловкая тишина. Тихое бульканье - Игнатьев-Игнатьев деликатно глотал водочку. 

- Есть предложение, - сказал господин Коккинаки. - Мы все мужчины. - Он бросил взгляд на Игнатьева-Игнатьева. - Или почти все. Давайте напьемся сегодня под "бору"? Напьемся по-свински и поедем к девкам в Малый Бем. Кстати, Лопатову в "Бангкоке" уже проломили бутылкой голову. 

- Иногда это нужно, - сказал Востоков. 

- Жалею, что иногда, а не всегда, - сказал Марлен Михайлович. - Как подумаю об этой кошмарной светящейся курве, так и не просыхал бы никогда с проломанной башкой. Попробуйте мой коктейль, товарищи штирлицы. Меня уже качает, как в море. Кстати, что это там за огни, прожекторы, мигалки? Может быть, уже началось? 

- Когда начнется, мы будем знать, - сказал Сергеев. - Тут всегда при норд-осте адмирал Вирен выводит свою эскадру на тренировку, ну, а нашим из Новороссийска тоже дома не сидится. Да и американцы летают, фотографируют. А на фуя? - спросил он всех присутствующих. 

- Это ее дела, - загадочно усмехнулся Марлен Михайлович и показал рукой движение большой рыбы. 

Все засмеялись. Зазвонил телефон. В трубке послышался голос не кого-нибудь, а именно Андрея Лучникова. Он говорил очень торопливо: 

- Марлен, мне удалось оторваться от Ти-Ви-Мига и от своего конвоя. Я в пятистах метрах от тебя, у самого пляжа, в баре "Трезубец". Приходи немедленно. 

- Однако у меня гости, - пробормотал Марлен Михайлович. - Милейшая компания. Беседуем об Основополагающей.