-- Вы забываете, что я вооружен, -- запротестовал Ломбард, наполовину вытянув из кармана револьвер. 

-- Вы уже говорили, что Блору нечего бояться -- Армстронгу с ним не справиться. Он физически его сильнее, и потом он был начеку. Но вы не учитываете, что Армстронг сумасшедший. А у сумасшедшего уйма преимуществ перед нормальными людьми. Он вдвое хитрее. 

Ломбард сунул револьвер обратно в карман. 

-- Будь по-вашему, -- сказал он. 

-- Ну, а ночью что мы будем делать? -- спросил Ломбард чуть спустя. 

Вера не ответила. 

-- Об этом вы не подумали? -- напустился он на нее. 

-- Что мы будем делать? -- обескураженно повторила Вера. -- Господи, как я боюсь... 

-- Впрочем, не беда, погода сегодня сносная, -- рассудительно сказал Ломбард. -- Ночь будет лунная. Найдем безопасное место, заберемся повыше на скалу. Пересидим там ночь, дождемся утра. Главное -- не уснуть... Прокараулим ночь, а если кто попробует к нам подойти, я его пристрелю. А может, вы боитесь холода? -- помолчав, спросил он, -- На вас такое легкое платье. 

-- Холода? Мертвым холоднее. -- Вера закатилась пронзительным смехом. 

-- Ваша правда, -- согласился Ломбард. 

Вера нетерпеливо ерзала на месте. 

-- Не могу больше здесь сидеть. Этак я с ума сойду. Давайте немного походим. 

-- Я не прочь. 

То опускаясь, то поднимаясь, они медленно побрели вдоль нависшей над морем скалы. Солнце заходило. Его лучи золотили море, окутывали Веру и Ломбарда золотистой дымкой. 

-- Жаль, что мы не можем искупаться... -- сказала Вера с каким-то нервным смешком. 

Филипп посмотрел на море. 

-- Что это там? -- прервал он ее. -- Вон у того большого камня? Да нет, чуть подальше, правей. 

Вера вгляделась. 

-- Похоже, сверток с одеждой, -- сказала она. 

-- Уж не купальщик ли? -- хохотнул Ломбард. -- Впрочем, вряд ли. Скорее всего, водоросли. 

-- Спустимся, посмотрим, -- предложила Вера. 

-- Это одежда, -- сказал Ломбард, когда они спустились ниже. -- Вернее сверток с одеждой. Смотрите, вон башмак. Давайте подойдем поближе. 

Карабкаясь по утесам, они поползли вниз, но вдруг 

Вера остановилась. 

-- Это не одежда. Это человек, -- сказала она. 

Труп застрял между двумя камнями, -- очевидно, его забросил туда прилив. 

Вера и Ломбард, преодолев последний утес, подобрались к утопленнику. Склонились над ним. И увидели посиневшее, разбухшее, страшное лицо. 

-- Господи, -- воскликнул Ломбард, -- да это же Армстронг! 

Глава шестнадцатая 

Казалось, прошла вечность... мир кружился, вращался... Время не двигалось. Оно остановилось -- тысяча веков миновало. Да нет, прошла всего минута. Двое стояли, смотрели на утопленника... Наконец медленно, очень медленно Вера и Филипп подняли головы, поглядели друг другу в глаза. 

Ломбард рассмеялся. 

-- Ну вот, все выяснилось, -- сказал он. 

-- Кроме нас двоих, на острове никого -- никого -- не осталось, -- сказала Вера чуть не шепотом. 

-- Вот именно, -- сказал Ломбард. -- Теперь все сомнения рассеялись, не так ли? 

-- Как вам удался этот фокус с мраморным медведем? -- спросила Вера. 

Он пожал плечами. 

-- Ловкость рук и никакого мошенства, голубушка, только и всего... 

Их взгляды снова скрестились. 

"А ведь я его только сейчас разглядела, -- подумала Вера. -- На волка -- вот на кого он похож... У него Совершенно волчий оскал... 

-- Это конец, понимаете, конец, -- сказал Ломбард, в голосе его сквозила угроза. -- Нам открылась правда. И конец близок... 

-- Понимаю, -- невозмутимо ответила Вера. 

И снова стала смотреть на море. "Генерал Макартур тоже смотрел на море, когда же это было? Всего лишь вчера? Или позавчера? И он точно так же сказал: "Это конец!" Сказал смиренно, чуть ли не радостно..." 

Но одна лишь мысль о конце вызывала возмущение в душе Веры. "Нет, нет, она не умрет, этого не будете -- Вера перевела взгляд на утопленника. 

-- Бедный доктор Армстронг! -- сказала она. 

-- Что я вижу? -- с издевкой протянул Ломбард. -- Исконное женское сострадание? 

-- А почему бы и нет? -- сказала Вера. -- Разве вы не испытываете сострадание? 

-- Во всяком случае, не к вам. Вам я не советую рассчитывать на мое сострадание. 

Вера снова перевела глаза на труп. 

-- Нельзя оставлять тело здесь. Надо перенести его в дом. 

-- Чтобы собрать все жертвы вместе? Порядок прежде всего? А по мне, пусть лежит здесь -- меня это не волнует. 

-- Ну, хотя бы поднимем труп повыше, чтобы его не смыл прибой. 

-- Валяйте, -- засмеялся Ломбард. 

Нагнулся, потянул к себе утопленника. Вера, присев на корточки, помогала ему. 

-- Работенка не из легких. -- Ломбард тяжело дышал. 

Наконец им удалось вытащить труп из воды. 

Ломбард разогнулся. 

-- Ну как, теперь довольны? -- спросил он. 

-- Вполне, -- сказала Вера. 

Ее тон заставил Ломбарда насторожиться. Он повернулся к ней, но, еще не донеся руку до кармана, понял, что револьвера там нет. Вера стояла метрах в двух, нацелив на него револьвер. 

-- Вот в чем причина женской заботы о ближнем! -- сказал Ломбард. -- Вы хотели залезть ко мне в карман. 

Она кивнула. Ее рука с револьвером даже не дрогнула. 

Смерть была близко. Никогда еще она не была ближе. Но Филипп Ломбард не собирался капитулировать. 

-- Дайте-ка сюда револьвер, -- приказал он. 

Вера рассмеялась. 

-- А ну, отдайте его мне, -- сказал Ломбард. 

Мозг его работал четко: "Что делать? Как к ней подступиться? Заговорить зубы? Усыпить ее страх? А может, просто вырвать у нее револьвер? Всю свою жизнь Ломбард шел на риск. Поздно меняться". 

-- Послушайте, голубушка, вот что вам скажу, -- властно, с расстановкой начал он. И не докончив фразы, бросился на нее. Пантера, тигр, и те не бросились бы стремительнее... Вера машинально нажала курок... Пуля прошила Ломбарда, он тяжело грохнулся на скалу. 

Вера, не спуская пальца с курка, осторожно приблизилась к Ломбарду. Напрасная предосторожность. Ломбард был мертв -- пуля пронзила ему сердце. 

Облегчение, невероятное, невыразимое облегчение -- вот что почувствовала Вера. Конец, наступил конец. Ей некого больше бояться, ни к чему крепиться... Она одна на острове. Одна с девятью трупами. Ну и что с того? Она-то жива!.. Она сидела у моря и чувствовала себя невыразимо счастливой, счастливой и безмятежной... Бояться больше было некого.