быстро отошел в сторону. 

Мэй-Лу заговорила естественно, словно размышляя вслух: 

- Какой смысл думать о будущем, хоть нам и говорят, что, мол, надо, - 

ведь будущего-то у таких, как мы, никогда не было и не будет. - Она пожала 

плечами. - Так оно было, так оно и сейчас - ничего не меняется. 

- Стоп! - скомандовал Гропетти. 

Софиты погасли. Режиссер подошел к Мэй-Лу и стал что-то шептать ей на 

ухо. Через несколько минут, пока другие молча ждали, софиты загорелись 

снова. Гропетти отскочил назад. 

Лицо Мэй-Лу оживилось. 

- Ясное дело, забрали у нас цветной телевизор. - Она бросила взгляд в 

пустой угол комнаты. - За ним явились два парня, сказали, что мы сделали 

всего один взнос, а больше не платим. Один из парней поинтересовался, для 

чего мы тогда покупали. Я ответила: "Мистер, вот сегодня я внесла первый 

взнос и вечером уже могу смотреть телевизор. Хотя бы несколько дней - и то 

хорошо!" - Ее голос зазвучал глуше. - Мне бы надо ему сказать: "Да разве 

кто уверен, что будет завтра?" 

- Стоп! 

- Зачем все это снимают? - спросил шепотом Бретт стоявшего рядом 

Уингейта. 

Важный неф все вытирал пот с лица. 

- Дело в том, что у них большие неприятности, - тихо произнес он. - У 

обоих впервые в жизни появились какие-то деньги - вот они и начали вовсю 

транжирить: купили мебель, цветной телевизор, нахватали всего в кредит, а 

выплатить не могут. И кое-что им пришлось вернуть. Но это еще не все. 

Тем временем Гропетти велел Найту и Мэй-Лу поменяться местами. Теперь 

в камеру смотрел Ролли. 

- А что еще произошло? - спросил шепотом Бретт. 

- Это называется "подсечка", - пояснил Уингейт. - Тут вступает в силу 

отвратительный, давно изживший себя закон, который - все политические 

деятели так считают - следовало бы изменить, но никто ничего не 

предпринимает. 

Вес Гропетти, склонив голову, по своему обыкновению что-то тихо 

говорил Ролли Найту. 

- Найту один раз уже "подсекли" жалованье, - сказал Уингейт Бретту. - 

На этой неделе состоялось второе решение суда, а по договору с профсоюзом 

две "подсечки" автоматически влекут за собой увольнение. 

- Вот черт! А вы можете что-нибудь предпринять? 

- Не исключено. Но здесь многое зависит от самого Найта. Когда все 

это закончится, я поговорю с ним. 

- Как вы считаете, стоит ему так выворачиваться перед камерой? 

В ответ Леонард Уингейт только пожал плечами. 

- Я сказал ему, что это не обязательно - это ведь его сугубо личное 

дело. Но, судя по всему, он не возражает, как и его девчонка. Возможно, им 

все равно, а возможно, они считают, что тем самым помогут кому-то. Не знаю. 

Барбара, услышав их разговор, повернулась к ним. 

- Вес говорит, что это дополняет картину. Кроме того, он смонтирует 

все с самым добрым к Найту отношением. 

- Если бы я ему не доверял, - сказал Уингейт, - нас бы сегодня здесь 

не было. 

Режиссер продолжал инструктировать Ролли. 

- Наверное, половина того, что происходит с Ролли Найтом, 

предопределена нашим собственным отношением ко всему этому - отношением 

самого истэблишмента, а значит, и таких людей, как вы оба и я, - 

продолжал, обращаясь к Барбаре и Бретту, Уингейт; голос его звучал тихо, 

но напряженно. - О'кей, мы оказываем помощь таким вот, как эта юная пара, 

но, не успев оказать им помощь, уже считаем, что они должны воспринять все 

наши мелкобуржуазные ценности, которые мы создали в результате многих лет 

жизни, по нашим стандартам. То же самое и в отношении денег. Хотя Найт не 

привык обращаться с деньгами, потому что их у него не было, мы считаем, 

что он должен распоряжаться деньгами так, будто они были у него всю жизнь. 

А если он распоряжается ими иначе - что тогда? Его вызывают в суд, 

"подсекают" жалованье и выгоняют с работы. При этом мы забываем, что 

многие из нас, у кого всегда были деньги, залезают в долги, из которых 

никак не могут выпутаться. Но стоит этому парню пойти тем же путем, - неф 

кивнул в сторону Ролли Найта, - и наша система мигом вышвырнет его назад 

на помойку. 

- Вы не допустите этого, - тихо проговорила Барбара. Уингейт 

нетерпеливо мотнул головой. 

- Я ведь не волшебник. А таких, как Найт, много. Снова зажглись 

софиты. Режиссер взглядом дал понять, что просит тишины. В душной комнате, 

где неожиданно стало тихо, отчетливо зазвучал голос Ролли Найта: 

- Если здесь поживешь, конечно, много чего узнаешь. К примеру, 

сколько бы тебя ни убеждали, лучше все равно не станет. И еще одно: ничто 

не вечно. - Неожиданно лицо Ролли озарила улыбка, и тут же, словно пожалев 

об этом, он насупился. - Так что лучше ничего и не ждать. Ведь когда нет 

ничего, и терять не страшно. 

- Стоп! - скомандовал Гропетти. 

Съемки продолжались еще целый час. Гропетти то терпеливо слушал, то 

уговаривал Ролли, и тот рассказывал о жизни в городском гетто и о работе 

на сборке автомобилей, где он все еще трудится. Хотя молодой рабочий-негр 

говорил просто, порой запинаясь, тем не менее из его слов складывалась 

картина реального положения вещей и представление о нем самом - не всегда 

благоприятное, но и не принижающее Найта. Барбара, видевшая уже отснятые 

фрагменты фильма, была убеждена, что фонограмма с ответами будет звучать 

убедительно и волнующе. 

Наконец был отснят заключительный кадр, софиты погасли, и Вес 

Гропетти, сбросив свой черный берет, вытер вспотевшую голову большим 

грязным носовым платком. 

- Выключай! - проговорил он, обращаясь к техникам. - Дело в шляпе. 

Все гуськом стали выходить из комнаты, прощаясь с Ролли и Мэй-Лу; 

остался только Уингейт. Бретт Дилозанто, Барбара Залески и Вес Гропетти 

решили зайти поужинать в детройтский пресс-клуб, и Уингейт должен был 

вскоре присоединиться к ним. 

Он терпеливо ждал, пока через обшарпанный коридор с облупившейся 

краской на стенах и единственной тусклой лампочкой все выйдут на лестницу 

и, спустившись по скрипучим деревянным ступеням, окажутся на улице. Из 

коридора пахнуло отбросами. Мэй-Лу закрыла дверь. 

- Хотите чего-нибудь выпить, мистер? - спросила она. Уингейт