- недоуменно подумал Бретт. 

Собственно, такие мелкие огорчения и были причиной его плохого 

настроения в данный момент. Он условился пообедать в отеле "Поншартрен" с 

неким Хэнком Крейзелом, занимавшимся производством автомобильных частей, 

но, когда Бретт добрался туда, выяснилось, что на стоянке нет ни одного 

свободного места. В результате он вынужден был оставить машину в 

нескольких кварталах от отеля да еще попал под проливной дождь. В 

"Поншартрене" его ждала записка: Крейзел извинялся и сообщал, что не может 

с ним встретиться, поэтому Бретту пришлось обедать одному. У него были еще 

кое-какие дела в городе, которыми он занимался остаток дня, причем на 

переходах бесцеремонные, без конца сигналившие водители то к дело 

задерживали его, не давая пройти, и он основательно промок. 

Бретту казалось, что ни в каком другом городе, в том числе и в 

Нью-Йорке, где дело обстояло достаточно скверно, ему не попадались такие 

грубые, нахальные и упрямые автомобилисты, как на улицах и автострадах 

Детройта. Возможно, это объяснялось тем, что город жил автомобилями, и они 

здесь стали символами власти, но так или иначе "моторизованный" житель 

Детройта превращался поистине во Франкенштейна "Франкенштейн - 

получеловек-получудовище, герой фильмов ужасов.". Большинство новых 

жителей, которых сначала возмущала езда под девизом "не уступать ни пяди", 

очень скоро в порядке самообороны начинали вести себя точно так же. Что до 

Бретта, то он примириться с этим никак не мог. Ему, привыкшему к 

вежливости калифорнийских водителей, езда в Детройте представлялась 

кошмаром и вызывала у него раздражение. 

Дежурный по стоянке явно забыл, что ему надо отогнать машины. Бретт 

понимал, что придется вылезти и разыскать его - дождь или не дождь. Кипя 

от злости, он вылез. Однако, увидев дежурного, не стал возмущаться. 

Настолько тот был несчастный, усталый и промокший. И Бретт, дав ему "на 

чай", лишь указал на преградившие путь машины. 

По крайней мере, подумал Бретт, снова садясь в свою машину, его ждет 

теплый, уютный дом, какой у дежурного едва ли есть. Бретт жил в 

Бирмингеме, в шикарном особняке при Сельском клубе, и сейчас он вспомнил, 

что вечером обещала прийти Барбара, чтобы вместе поужинать. 

Детройт компенсировал Бретту свое уродство, давая возможность вести 

широкий образ жизни и не заботиться о деньгах, ибо Бретт получал ежегодно 

пятьдесят тысяч долларов плюс премиальные и не делал тайны из того, что 

доволен судьбой. 

Наконец машины, загораживавшие проезд, были отогнаны. И когда та, что 

стояла непосредственно перед Бреттом, тронулась с места, двинулся вперед и 

он. 

До ворот оставалось каких-нибудь пятьдесят ярдов. Впереди шла другая 

машина, тоже направляясь к выходу. Бретт Дилозанто слегка нажал на 

акселератор, чтобы сократить разделявшее их расстояние, и полез в карман 

за деньгами - у выезда ведь сидел кассир. 

И вдруг перед ним словно из-под земли вырос темно-зеленый седан, 

перед самым его носом вырулив из левого ряда. Бретт резко нажал на 

тормоза, автомобиль отбросило в сторону, однако он сумел вырулить, 

остановился и крепко выругался. 

Должно быть, все огорчения, выпавшие на долю Бретта за этот день, да 

и его отношение к детройтским автомобилистам вообще вызвали этот взрыв. 

Бретт выскочил из машины, бросился к темно-зеленому седану и в ярости 

дернул на себя дверцу со стороны водителя. 

- Сукин ты... - вырвалось у него, и он осекся. 

- В чем дело? - спросил водитель. Это был крупный, хорошо одетый 

седовласый неф лет пятидесяти с лишним. - Вы что-то хотели сказать? 

- Не имеет значения, - буркнул Бретт, собираясь закрыть дверцу. 

- Нет, подождите! Для меня это имеет значение! Я могу даже 

пожаловаться в Комиссию по правам человека. Я скажу им, что некий белый 

молодой человек распахнул дверцу моей машины с явным намерением дать мне 

по физиономии. Когда же он увидел, что я принадлежу к другой расе, то 

сразу передумал. А вы знаете, это ведь дискриминация. И людям там, в 

комиссии, это не понравится. 

- Ну, это не будет для них чем-то новым, - рассмеялся Бретт. - Вы 

что, хотите, чтобы я высказался до конца? 

- Пожалуй, что да, раз уж вы начали, - сказал неф. - Но я предпочел 

бы выпить с вами, а потом извинился бы за то, что влез впереди вас. Это 

получилось по глупости, чисто случайно - просто уж очень тяжелый был у 

меня день. 

- Значит, и у вас был тяжелый день? 

- Видимо, нам обоим сегодня досталось. Бретт кивнул. 

- О'кей, давайте выпьем. 

- Может, прямо и отправимся в "Джимс-гараж"? Это в трех кварталах 

отсюда. Между прочим, меня зовут Леонард Уингейт. 

И зеленый седан выехал из ворот, следом за ним - Бретт. Первое, что 

они выяснили, после того как заказали виски со льдом, было то, что оба 

работают в одной и той же компании. Леонард Уингейт занимал довольно 

высокий пост в отделе персонала и, как узнал из их беседы Бретт, был всего 

на две ступеньки ниже вице-президента. Позже он узнает, что его новый 

знакомый был единственным нефом, дослужившимся до такого положения. 

- Я слышал ваше имя, - заметил Уингейт. - Вы тот Микеланджело, что 

создал "Орион", не так ли? 

- Ну, мы надеемся, что он оправдает наши ожидания. Вы видели прототип? 

Собеседник Бретта покачал головой. 

- Могу это устроить, если хотите. 

- Очень бы хотел. Выпьете еще? 

- Теперь моя очередь угощать. - И Бретт поманил бармена. 

Бар при ресторане "Джимс-гараж", красочно декорированный старомодными 

деталями автомобилей, стал за последнее время местом встречи 

автомобилестроителей в деловой части Детройта. С наступлением вечера он 

начал заполняться, и сразу стремительнее задвигалась обслуга и громче 

зазвучали голоса. 

- Очень многое связано с этим младенцем "Орионом", - сказал Уингейт. 

- Вы чертовски правы. 

- Особенно работа для моих подопечных. 

- Кто это? 

- Почасовики - черные и белые. Как пойдут дела с "Орионом", так 

пойдут дела и многих семейств в этом городе: по скольку часов люди будут 

работать и сколько они будут приносить домой. От этого, естественно, будет