Глава 30 

С последней недели августа Ролли Найт пребывал в страхе и тревоге. 

Страх охватил его еще в чулане на заводе, когда Лерой Колфэкс 

прирезал одного из инкассаторов и они бросили там второго инкассатора и 

потерявшего сознание раненого Паркленда. Затем, пока четверо заговорщиков 

- Громила Руфи, Колфэкс, Папочка Лестер и сам Ролли - спешно уносили ноги 

с завода, страх его все нарастал. Помогая друг другу, они перелезли в 

темноте через высокий забор в виде металлической сетки, хорошо понимая, 

что появление их в проходной вызовет излишние вопросы и последующее 

разоблачение. 

Перелезая через сетку, Ролли разодрал себе проволокой руку, а Громила 

Руфи тяжело упал и повредил ногу. Тем не менее всем удалось перемахнуть на 

ту сторону. Затем, избегая освещенных участков, они поодиночке добрались 

до одной из автомобильных стоянок, где у Громилы Руфи была машина. За руль 

сел Папочка, потому что у Громилы Руфи распухла и очень болела лодыжка. 

Они выехали со стоянки с потушенными огнями и включили их, только когда 

выбрались на шоссе. 

Обернувшись, они посмотрели на завод. Внешне все выглядело спокойно, 

никаких признаков тревоги заметно не было. 

- Ну и ну, ребятки, - взволнованно запричитал Папочка, продолжая 

вести машину. - До чего же я рад, что мы вышли сухими из воды! 

- Никуда мы еще не вышли, - пробурчал Громила Руфи с заднего сиденья. 

Ролли, который сидел впереди рядом с Папочкой и старался промасленной 

тряпкой зажать рану, чтобы остановить кровь, понимал, что Громила Руфи 

прав. 

Несмотря на падение, Громила Руфи сумел перебросить через забор два 

связанных цепью мешка с деньгами. Два других мешка держал Лерой Колфэкс. 

На заднем сиденье они взрезали мешки ножами и затем ссыпали содержимое - 

сплошь серебряные монеты - в несколько бумажных кульков. На шоссе, до того 

как въехать в Детройт, Колфэкс и Громила Руфи выбросили мешки в окно. В 

городе они оставили машину в каком-то тупике и разбежались. Но прежде 

Громила Руфи строго предупредил каждого: 

- Запомните, нужно вести себя так, будто ничего не случилось. Сумеем 

не подать виду - тогда ни одна свинья не докажет, что мы были сегодня 

вечером на заводе. И каждый явится на работу как ни в чем не бывало. - Он 

сверлящим взглядом вонзился в трех своих сообщников. - Если меня не 

послушаетесь, свиньи начнут рыть в нашу сторону. 

- Может, нам лучше смыться? - робко произнес Лерой Колфэкс. 

- Только попробуй! - огрызнулся Громила Руфи. - Можешь не 

сомневаться, все равно найду и убью - как ты сам прикончил того мерзавца и 

всех нас угробил... 

- Я и не думаю смываться, - поспешил заверить его Колфэкс. - Просто 

так в голову пришло. 

- А пусть не приходит! Ты уже доказал, что мозгов у тебя нет. 

Колфэкс промолчал. 

Хотя за все это время Ролли не произнес ни слова, он охотнее всего 

дал бы деру. Но куда? Бежать ему было абсолютно некуда. Казалось, жизнь 

покидает его, словно бы куда-то утекает, как кровь из пораненной руки. 

Вдруг он вспомнил: начало сегодняшним событиям положило то, что произошло 

год назад, когда к нему прицепился белый полицейский, а черный дал 

карточку с адресом бюро найма неквалифицированных рабочих. Теперь Ролли 

понял, что допустил ошибку. А может, это не было ошибкой? Ведь если бы не 

произошло этой истории, наверняка случилось бы что-то другое, но конец все 

равно был бы один. 

- А теперь слушайте хорошенько, - сказал Громила Руфи, - все мы здесь 

завязаны и потому должны держаться друг за друга. Если никто из нас 

четверых не распустит язык, все будет о'кей. 

Другие, возможно, приняли эти слова на веру. Но только не Ролли. 

Затем они расстались, и каждый захватил с собой бумажный кулек, 

набитый монетами, которые Громила Руфи и Колфэкс, сидевшие сзади, 

разделили на четверых. Пакет Громилы Руфи выглядел внушительнее остальных. 

Ролли понимал, какой уликой может оказаться тот бумажный кулек в 

случае, если его остановит полицейский патруль, и потому осмотрительно 

выбирал маршрут. 

Добравшись до своего дома на углу Блэйн и Двенадцатой улицы, он 

увидел, что Мэй-Лу дома не было - по всей вероятности, она ушла в кино. 

Ролли вымыл пораненную руку и туго перевязал ее полотенцем. 

Затем он высыпал деньги из кулька и пересчитал их, разложив на кучки. 

Оказалось тридцать долларов и семьдесят пять центов - меньше, чем он 

зарабатывал за день на конвейере. 

Если бы Ролли был достаточно образован или обладал философским 

складом ума, он, возможно, и усомнился бы в душе, стоит ли человеку 

рисковать за такую смехотворную сумму, как тридцать долларов и семьдесят 

пять центов, и соизмеримо ли это с тем, что он может потерять? Перед ним 

уже и раньше вставал вопрос о том, как быть, и всякий раз он боялся 

рискнуть - боялся отказаться, когда его стали втягивать в преступные аферы 

на заводе, побоялся выйти из игры сегодня, - а ведь мог отказаться, когда 

Громила Руфи сунул ему в руку пистолет. 

Со всем этим был связан подлинный, а не воображаемый риск. Громила 

Руфи мог послать людей избить Ролли до полусмерти да еще переломать ему 

ребра - с такой же легкостью, с какой посылают в соседнюю лавку за 

продуктами. Оба хорошо это знали. Так что, куда ни кинь, Ролли оказался бы 

в роли пострадавшего. 

И все же в конечном счете он не пострадал бы так, как может 

пострадать сейчас, - ведь за убийство дают пожизненное заключение. 

По сути дела, тот выбор, который стоял перед Ролли и который он 

сделал - а ведь мог и не сделать, - в той или иной степени встает перед 

всеми людьми, живущими в нашем свободном обществе. Однако в этом обществе 

есть люди, которые рождаются с весьма ограниченной возможностью выбора, 

опровергающей старое как мир утверждение, что "все люди рождаются 

равными". Ролли и десятки тысяч ему подобных, чье продвижение по жизни с 

самого рождения наталкивается на преграды, воздвигнутые нищетой, 

неравенством, скудными возможностями, да к тому же более чем скромным 

образованием, не дающим достаточной подготовки для принятия жизненно