- Я не шучу, - сказал я. - В книжке, которую ты мне дал, написано, что 

сила доказательств - в их вескости, а не в количестве. И я с этим 

согласен... 

- Тогда порядок, - не удержался Жеглов. 

Я не стал заводиться, кивнул: 

- Ага, точно. Вот я поговорил по душам с Груздевым и понял. Что у нас 

с ним что-то получается не то. Калибр не такой у человека, чтобы из-за 

квартиры на душегубство пойти... 

Жеглов снова перебил меня. 

- Я, конечно, не Лев Толстой, - сказал он. - Но тоже отчасти 

психолог... И хочу внести некоторую ясность с Груздевым. Почти все 

сослуживцы характеризовали его как человека скрытного. Да мы и сами в этом 

убедились. А скрытность обязательно означает притворство, - значит, ложь... 

Уже одного этого немало, потому что притворщик, врун - потенциальный 

преступник... 

Я эти рассуждения даже дослушивать не стал. 

- А если человек скрытный от застенчивости, например? - сказал я, но 

сообразил сразу, что к Груздеву это, пожалуй, вряд ли относится, и 

поправился: - Или от скромности? Тоже потенциальный преступник? 

Жеглов, конечно, зацепился: 

- Скромный он-это да, точно, прямо институточка голубая, чистая, как 

мак! - И, довольный собой, посмеялся немного, а потом посерьезнел как-то с 

ходу, будто тряпкой с лица смех стер, сказал: - Давай к делу, что ты бодягу 

развел... 

- Так я и собирался к делу, а ты тут со своей психологией, - сказал я 

досадливо. - Можешь ты меня минуту послушать, не перебивая? 

Мы рассчитали, что сосед Ларисы видел Груздева на лестнице около семи 

часов - как раз в это время кончился матч ЦДКА-"Динамо"... 

- Ну? 

- Ты помнишь, что сосед этот, Липатников, времени не знал, только по 

футболу мы и сориентировались? 

- Так. 

- И кто играл, он не помнил, помнишь? Он еще сказал, что не болеет... 

- Заладил: "помнил", "помнишь"! Не тяни кота за хвост, что у тебя за 

привычка!.. 

- Я не тяну, я хочу, чтобы ты все до мелочи вспомнил - это очень 

важно. Так вот, на радио мне сказали, что в этот день был еще один матч, 

"Зенит"-"Спартак", и трансляцию его закончили в четыре. Понимаешь - в 

четыре! Соображаешь, что это значит? - спросил я и протянул Жеглову справку 

из радиокомитета. 

Он взял справку, внимательно прочитал ее, с недоумением посмотрел на 

меня, повертел справку в руках, будто хотел еще что-нибудь из нее выжать, 

но больше там ничего не было написано, и он сказал: 

- М-да... Это несколько подмывает показаниям соседа... Но мы ведь на 

них меньше всего базировались. 

- Я извиняюсь, - сказал я запальчиво. - Это, по-моему, подмывает не 

показания соседа, а наши с тобой расчеты. Сосед что? Он утверждает, что 

видел Груздева после матча, а когда это было, ему неизвестно. А Груздев 

сразу сказал, что встретил Липатникова в четыре. Это как будем понимать? Он 

ведь показания соседа предусмотреть не мог? 

- Да черт с ними, с этими показаниями, - сердито сказал Жеглов. - Мы и 

без них бы, обошлись. 

- Пока не обходились. Ты же сам про скрытность Груздева толковал и 

целую теорию из нее вывел: раз скрывает, что был в семь, значит... и все 

такое прочее... 

Жеглов разозлился всерьез: 

- Слушай, орел, тебе бы вовсе не в сыщики, а в адвокаты идти! Вместо 

того чтобы изобличать убийцу, ты выискиваешь, как его от законного 

возмездия избавить. 

И оттого, что он разозлился, я, наоборот, как-то сразу успокоился и 

сказал ему уважительно: 

- Глеб Георгиевич, ну что ты на самом деле... Мы ж с тобой одну работу 

работаем, просто я хочу, чтобы возмездие действительно законное было, - как 

говорится, без сучка-задоринки. Ты же лично против Груздева ничего не 

имеешь, верно? Но уверился, что он преступник, и теперь отступать не 

хочешь... 

- А почему это я должен отступать? - рассердился Жеглов. 

- А потому, что факты. Вот ты послушай меня спокойно, без сердца. Я 

после разговора с Груздевым думал много... плюс все делишки Фокса этого 

растреклятого. Понимаешь, ведь между ними ничего не может быть общего, не 

могу я себе представить, чтобы такие разные люди могли промеж себя 

сговориться как-либо... 

- Ты еще много чего не можешь представить, - вставил Жеглов. 

- Не заедайся, Глеб, - попросил я его. - Лучше слушай. Соболевская мне 

малость глаза приоткрыла. Мы с тобой все время считали, что Груздев, в 

крайнем случае, мог навести Фокса на Ларису, так? Оказывается, Фокс и без 

Груздева ее знал и у них были отношения. Серьезные, ну, со стороны Ларисы, 

стало быть... 

Глеб закурил, сильно затянулся, так что щеки впали, сказал: 

- Ну-ну, продолжай, психолог... 

Я на это не обратил внимания, мне важно было ему все разъяснить, чтобы 

он, как и я, уразумел расстановку сил. 

- Когда я про второй матч узнал, у меня в башке будто осветилось. Ты 

сам посмотри, все ведь как нарочно складывается: патрон нестандартный, 

палец на бутылке не его, след на шоколаде чужой. И что в четыре был, а не в 

семь, вполне возможно. А если в четыре, а не около семи, то остается 

одна-единственная улика - пистолет... 

Глеб снова затянулся и процедил: 

- Одна эта улика сто тысяч других перевесит... 

- Ага. Вот я и понял, что точно так же может думать Фокс. Поэтому я 

поехал в Лосинку и расспросил обеих женщин о том, что было двадцатого и 

двадцать первого октября - подробно, по минутам... 

Глеб даже со стула поднялся: 

- И что?.. 

- Утром двадцать первого, часов в одиннадцать, пришел проверять 

паровое отопление перед зимой слесарь-водопроводчик. Крутился по дому минут 

двадцать. Высокий, черный, красивый, под плащом - военная одежда. В 

хозконторе поселка водопроводчик с такими приметами не значится... - Я с 

торжеством посмотрел на Глеба: - Вопросы есть, товарищ начальник?