преступностью". Многого мы уже добились, но оперативная обстановка в городе 

все еще весьма напряженная. И каждый гражданин вправе нас спросить: как же 

так, дорогие товарищи, мы Гитлеру шею свернули, мировой фашизм уничтожили, 

вынесли на своих плечах неслыханную войну, а пойти погулять вечером в 

Останкинский парк рискованно, и ночью ходить через Крестовский мост 

небезопасно?.. 

Он поднял вверх руки, будто сам и спрашивал нас об этом, и просил 

объяснить, почему мы дошли до жизни такой. 

- ...А ведь люди помнят, что перед войной в Москве уже было 

практически спокойно! Немалыми усилиями, но своего мы тогда добились: 

большинство опасных жуликов переловили, выявили и позакрывали все малины, 

пересажали особо злостных, не желающих завязывать с прибыльным ремеслом, 

барыг-перекупщиков. Мы официально и абсолютно справедливо объявили об 

уничтожении в стране организованной преступности... 

Он преподнес нам этот факт коротким взмахом, как на ладони. 

- ...Но в сорок первом, когда на фронт ушла большая часть сотрудников 

- можно уверенно сказать: золотой фонд московской милиции, - когда все 

внимание, все силы, все материальные и людские ресурсы нашей страны были 

сосредоточены на организации отпора немецко-фашистским оккупантам, здесь у 

нас зашевелился уголовный элемент. Еще Владимир Ильич Ленин указывал, что 

уголовник и спекулянт - первые пособники контрреволюции. Пока наш народ, 

истекая кровью, защищал великие социалистические завоевания, нашу Отчизну, 

здесь зашевелились, проросли воровские недобитки, организовались и срослись 

в шайки и банды, появились малины, расцвели на народной нищете барыги, 

спекулянты, как пауки, стали пухнуть на общем горе; они радовались, что от 

голода и бедности любая вещь, любой кусок опять превратится в доходный 

воровской товар... 

Генерал отмахнул рукой так, будто ударом своим сшибал головы всем этим 

тарантулам, и голос его грозно поднялся: 

- ...И сейчас, когда самая страшная в человеческой памяти война 

позади, еще шевелится это болото. Преступники пользуются тем, что для 

полного и окончательного искоренения их временно не хватает людей, кадров. 

Многие опытнейшие сыщики полегли на фронтах войны, новых специалистов пока 

еще недостаточно, и поэтому мы огромные надежды возлагаем на пополнение, 

поступающее к нам из рядов вчерашних воинов-фронтовиков. Мы надеемся на их 

бесстрашие, самоотверженность, высокую воинскую дисциплину, фронтовую 

смекалку и армейскую наблюдательность... 

Варя подтолкнула меня в бок: 

- Это он о тебе говорит... 

- Товарищи фронтовики! Обстановка не позволяет обстоятельно и не спеша 

преподать вам курс юридических и розыскных наук. Вы должны учиться, сразу 

же активно включаясь в работу, беря пример с таких наших работников, как 

майор Любушкин, капитан Жеглов, майор Федосеев, капитан Мамыкин, майор 

Мурашко, капитан Сапегин. Вам лучше, чем кому-либо, известен армейский 

принцип: "Делай, как я!" И если вы сможете делать еще лучше, вы обретете 

благодарность и признание миллионов московских тружеников, которые вправе 

от нас потребовать полного уничтожения уголовной нечисти в нашем прекрасном 

социалистическом городе! 

Начальнику Управления дружно и охотно хлопали. Потом объявили приказы 

о поощрениях и награждениях, и торжественная часть закончилась. Зажегся 

свет, и мы вышли в вестибюль. Оглушительно загремел духовой оркестр, 

закружились пары танцующих. К нам подошел радостно улыбающийся Жеглов: 

- Слышал, Шарапов, высокую оценку руководства? Давай, бери пример... 

Варя улыбнулась и, невинно глядя на него, сказала: 

- А мне показалось, что генерал как раз больше внимания уделил 

Шарапову. В смысле оценки заслуг перед Родиной... 

Жеглов посмотрел на нее снисходительно и засмеялся: 

- Ладно ядовитничать! Недаром я читал где-то, что "Варвара" по-латыни 

или по-гречески, точно не помню, значит "злобная". Ты на ней, Шарапов, не 

женись, загрызет она тебя. Ты человек мягкий, безответный, а она - ух!.. 

- Это точно! - кивнула Варя. - Знаешь, Жеглов, я когда с тобой 

разговариваю, то чувствую, как у меня во рту растет еще три ряда зубов. И 

все на тебя! 

И смотрел я на них обоих с удовольствием, потому что они хоть и ретиво 

препирались, но весело, без сердца. Жеглов в конце концов махнул рукой: 

- Тебя, Варвара, не переговоришь! Идемте, я вас приглашаю на 

товарищеский ужин. Ты, Шарапов, пока регалии примерял, не забыл про жратву? 

- Нет, не забыл. В кармане у меня, в шинели... 

- Давай чеши за харчами, а я Варвару твою пока постерегу. Да не бойся, 

иди, не откушу я от нее... 

Подошли Тараскин с Пасюком, и Коля заглядывая Жеглову в глаза, 

просительно сказал: 

- Что-то чешется под ушком, не послать ли за чекушкой? 

- Ох, бисов хлопец, - хохотнул Пасюк. - Тилько бы ему про горилку! 

- Ну да, тебе-то она только в компрессах нужна, - огрызнулся Коля. - Я 

же для общего веселья... 

Появился Копырин, он чинно шел под руку с женой, тощей, еще не старой 

женщиной, очень ярко одетой и все время вертевшей по сторонам головой. 

Копырин важно сказал ей: 

- Поздоровайся, Катерина, с сотрудниками. Это руководитель наш - Глеб 

Егорыч Жеглов, выдающийся человек... 

Проворно крутя маленькой костистой головкой, жена Копырина с нами 

всеми поручкалась, всовывая нам в руку свою узкую, как совок, прохладную 

ладошку. "Выдающий человек" Глеб Егорыч не произвел на нее впечатления, а 

пялилась она главным образом на мои ордена, видимо полагая, что Копырин по 

своей обычной безалаберности все перепутал и толком не знает, кто у него 

начальник, и уж конечно им не мог быть Жеглов в его защитной штопаной 

гимнастерке - рядом со мной, в парадном мундире, при всех-то регалиях! И