- Видел, - сказал я понуро. 

- Дело-то поважнее нагана будет, а?.. Ты когда-нибудь у меня на столе 

документы видел? Вот так, чтобы меня за столом не было, а дело бы лежало? 

Я действительно не видел. 

- Ты его целиком и в руки-то не брал, - сказал я угрюмо. - Работаем с 

ним мы - то я, то Пасюк или Тараскин... 

- Правильно, - сказал Жеглов. - Ну а с отдельными документами я 

работаю? 

- Работаешь. Ну и что? 

- Вот ты, к примеру, прочитал у меня на столе хоть один документ, с 

которым я работаю? 

Я вспомнил уже давно удивившую меня привычку Жеглова - если кто-нибудь 

подходил к его столу, он незаметно переворачивал бумагу, которую читал в то 

время, или накрывал ее каким-нибудь другим листом, газетой, пустой папкой. 

Спрашивать об этом я постеснялся, да и знал с детства, что чужое письмо 

читать неприлично. Вот он вроде такому неприличию и препятствовал, 

загораживая документы... 

- Нет, не читал, ты их всегда переворачиваешь, - буркнул я, еще не 

понимая, куда он клонит. 

- А вот почему - над этим ты не задумывался? Я тебе объясню. За иную 

бумажку на моем столе или на твоем - это безразлично - жулик подчас готов 

полжизни отдать, понял? От вас-то у меня секретов нет и быть не может, сам 

понимаешь. Но это привычка, железная привычка, отработанная годами, понял? 

Никогда никакого документа постороннему глазу! - Жеглов поднялся и стал 

расхаживать по кабинету, потом сказал устало: - А тут целое дело пропало... 

Боже мой, что же это будет? 

Я впал в какое-то отупение. Представлялось мне, как сейчас потащат 

меня к Свирскому, а потом и к самому начальнику Управления, грозному 

генерал-лейтенанту Маханькову, вспомнил испуганное, растерянное лицо 

Соловьева в доме у Верки Модистки, и представлял я сейчас себя где-то рядом 

с ним, на какой-то длинной некрашеной скамье. Словно угадав мои мысли, 

Жеглов сказал: 

- История-то подсудная... Объясни-ка начальству, кто теперь это 

читает? А? 

У меня буквально зубы застучали от его вопроса; и не потому, что я 

начальства боялся, как-то нет этого в характере у меня, а было мне 

невыразимо стыдно, точно доверили мне пленного караулить, а я заснул и он 

убежал и чего теперь может натворить - бог весть... 

- Что же делать, Глеб? - спросил я и оглянулся на Пасюка и Тараскина, 

ища в товарищах поддержки; и они по-прежнему смотрели на меня с волнением и 

сочувствием. А Жеглов сказал: 

- Не знаю я, что делать. Думай... - И вышел, крепко стукнув дверью. 

Пасюк спросил: 

- Мабуть, ты його с собою возил, когда уезжал к той дамочке? 

Я суетливо и совсем уж глупо отстегнул кнопку планшета, куда дело 

никак не могло поместиться, но все-таки открыл я его и посмотрел, потом 

снова - в двадцатый раз - стал перебирать сейф, и все, конечно, попусту. 

Так и стоял я, тупо упершись взглядом в полки сейфа, когда дверь 

отворилась, по кабинету проскрипели сапоги Жеглова - я этот звук научился 

отличать уже не глядя - и раздался звучный шлепок о стол. Холодея, я 

оглянулся: на моем столе лежала знакомая зеленая папка груздевского дела, а 

рядом стоял Жеглов и осуждающе качал головой. Я бросился к столу, схватил 

папку, трясущимися руками раскрыл ее - все было на месте! 

- Где ты ее нашел, Глеб? - спросил я, заикаясь от волнения. 

Жеглов презрительно скривил губы и передразнил: 

- Наше-ол... Тоже мне стол находок! Я ее в учетную группу сдавал для 

регистрации. И заодно тебя, салагу, поучил, как дела на столе бросать... 

Совершенно обалдев от всего, что произошло, я стоял посреди кабинета и 

беспомощно смотрел то на Жеглова, то на Пасюка, но на Тараскина. На лице 

Тараскина было написано огромное облегчение, Пасюк сморщился, глаза его зло 

поблескивали, а Жеглов уже широко и добродушно, по своему обыкновению, 

ухмылялся. И на смену непроизвольной радости оттого, что нашлось дело, на 

меня вдруг нахлынуло чувство огромного, небывалого еще в жизни унижения, 

будто отхлестали меня по щекам прилюдно и плакать не велят. Я задохнулся от 

злости и пошел на Жеглова: 

- Т-ты... скотина... Ты что же это такое надумал? Я, можно сказать, с 

ума схожу, в петлю лезть впору, а ты шуточки шутишь? 

Жеглов отступил на шаг, вздернул подбородок и сказал: 

- Ну-ну, не психуй! Для твоей же пользы, наука будет... 

А меня уже несло, не мог я никак остановиться: 

- Это кто же тебе дозволил меня таким макаром учить? Я тебе что, 

сопляк беспорточный? Слов человеческих не понимаю? Я боевой офицер, 

разведчик! Пока ты тут в тылу своим наукам сыщицким обучался, я за линию 

фронта сорок два раза ходил, а ты мне выволочки устраивать... Знать тебя 

больше не желаю... Все! - Я бросил дело на его стол и пошел к выходу, но в 

дверях вспомнил, повернулся к нему и сказал: - Чтобы духу твоего на 

квартире моей не было! Нынче же, слышишь?! Нынче же! Сматывайся к чертовой 

матери!.. 

x x x 

...Три бани находятся в Таганском 

районе, в в любую из них нелегко попасть. 

В постоянных очередях люди теряют многие 

часы. 

- Ремонтируем, - оправдываются 

директора бань. - Вот закончим ремонт, 

тогда станет посвободнее... 

Однако ремонт идет слишком медленно. 

Необходимого внимания этим 

коммунально-бытовым предприятиям районные 

организации не уделяют. 

"Известия" 

Я спустился по лестнице, и всего меня еще сотрясало уходящее 

напряжение, злость и ужасная обида. Было стыдно, больно, а самое главное,