ко мне: 

- Спасибо, я дорогу знаю... 

- Да нет уж, - засмеялся я. - Со мной будет надежнее. 

Мы прошли несколько шагов, и я ему доверительно сказал: 

- Через день-другой поймаем мы Фокса, вот он порадуется, что взяли 

тебя за руку, поговорили о нем немного и сразу отпустили, а подельщицу 

посадили... 

- Я вам, суки лягавые, ничего не говорил! - заорал Ручечник. 

- Не говорил, так скажешь, - пообещал я и увидел, что навстречу мне 

идут Пасюк и Тараскин. - Вот вам особо ценный фрукт. 

- Это что за персонаж? - поинтересовался Тараскин. 

- Настоящий уголовный кореш. Он Фокса сдавать не хочет, ножа от него 

словить опасается, а женщину, которую втравил в уголовщину, оставил за себя 

отдуваться. 

- Парень гвоздь - сам в стену лезет, - ухмыльнулся Тараскин. - Что с 

ним делать? 

- Отведи его в "фердинанд" и подожди нас - мы скоро все придем. На 

обыск поедем, к ним домой... 

- Меня отпустили! - заблажил Ручечник. - Не имеешь права меня 

задерживать - тебе старший приказал! 

- Иди, иди, не рассуждай, - сказал Тараскин. - Твое место в буфэте! 

Я вернулся назад, в кабинет администратора, и в этот момент в 

полутемных коридорах загорелся пригашенный свет, зашумели люди, зашаркали 

подошвами, засуетились вокруг - это окончилось первое действие, антракт. 

Вот те на! Мне показалось, что минули часы - столько всякого напроисходило 

с нами, - а там только одно действие протанцевали. 

Жеглов устроился на ручке кресла, в котором сидела Волокушина, и голос 

у него был такой, будто они в парке на скамеечке про жизнь и про чувства 

свои высокие беседуют. 

- Светлана Петровна, вы мне глубоко симпатичны, только поэтому я веду 

с вами эти занудные разговоры. Вы поймите, что проще всего мне было бы 

отправить вас сейчас в тюрьму, а дней через двадцать ваше дело уже 

кувыркалось бы в суде. Вы ведь не маленькая, сами понимаете, что с того 

момента, как вас предал Ручечник, нам и доказывать нечего - задержали вас в 

манто, пять свидетелей, "Встать, суд идет!". Дальше как в песне: "И вот 

опять передо мной параша, вышка, часовой..." 

- Чего же вы от меня хотите? - спрашивала она, и все ее лицо 

расплывалось, текло, слоилось от обильных слез. И все равно она была ужасно 

красивая, может быть, даже сейчас, несчастная и заплаканная, она была еще 

лучше. 

- Чтобы вы сами себе помогли в суде, а путь для этого у вас только 

один. Абсолютно чистосердечным раскаянием, рассказом обо всем, что вас 

связывало с позорным прошлым, вы расчистите себе дорогу к новой жизни... 

В общем-то Жеглов объяснял правильно, но меня удивляло, что он все это 

проповедует больно уж красиво, в таких возвышенных тонах, и я никак не мог 

сообразить, то ли у него на это есть расчет какой-то, то ли просто не может 

удержаться, чтобы не погарцевать маленько перед очень привлекательной 

женщиной, пускай хоть и воровкой. 

- Я расскажу обо всех... обо всех... - Она явно не решалась выговорить 

"кражах" и все подыскивала какое-нибудь подходящее, не такое ужасное слово. 

- Обо всех случаях, когда мы брали... чужое... 

- Верю! - вскочил с ручки кресла Жеглов. - Верю, что вы многое поняли 

и сможете пройти через этот отрезок вашей жизни, как через ужасный сон. Но 

для начала у меня к вам вопрос - я хочу еще раз проверить вашу искренность. 

- Пожалуйста, спрашивайте! 

- Вы ведь не единожды вместе с Ручечником встречали Фокса? Когда это 

было последний раз? 

- Мне кажется, это было дня три назад. Или четыре. 

- Где? 

- В коммерческом ресторане "Савой". 

- Фокс был один? 

- Нет, с Аней... 

- Кто назначал встречу в "Савое"? Ручников? Или Фокс? 

- Фокс. Я это точно знаю. Ручников говорил с ним по телефону. 

- А кто кому звонил? 

- Фокс ко мне домой позвонил, и я слышала, что Ручников его спросил: 

"Где встретимся?" 

- А сколько раз вы видели Фокса? 

Она пожала плечами: 

- Точно я не помню, но, наверное, раз пять... Они ведь с Петром вроде 

дружков. 

Жеглов наклонился к ней вплотную и спросил задушевно: 

- Светлана Петровна, а может быть, делишки у них есть общие? 

- Нет-нет, я уверена, что Ручников ни с кем никаких дел не имеет. Он 

мне всегда говорил, что у него специальность ювелирная и компаний ему не 

надо... 

- А Аня, она всегда с Фоксом бывает? 

Я смотрел на Жеглова - очень хорошо он допрашивал, в его вопросах не 

было угловатой протокольной жесткости, он давил ее очень мягко, настырно, 

словно любознательный сосед-сплетник в домашнем разговоре за стаканом чая, 

и сыпались вопросы безостановочно, вроде бессистемно, но таким образом, что 

она сосредоточиться не успевала. 

- Аня? - переспросила Волокушина. - Кажется, всегда. Она ему жена. Или 

полюбовница, точно уж не могу сказать. 

- А где живут они? 

Волокушина руки прижала к груди: 

- Честное слово, не знаю! 

- Она блатная? - быстро и жестко спросил Жеглов. 

- Нет, она похожа на приличную женщину... - удивилась Волокушина, и я 

видел, что Жеглов усмехнулся уголком рта: по тону Волокушиной было 

очевидно, что она и себя считает безусловно приличной женщиной. 

- Они при вас разговаривали о своих делах? - поинтересовался Жеглов. 

- Ну как-то так, между прочим. Они вообще о своих делах мало говорили. 

Но и от нас вроде бы не таились... 

- Понятно... - протянул Жеглов. - Понятно... А чем Аня занимается? 

- По-моему, она на железной дороге работает. 

- На железной дороге? - Жеглов вцепился в нее бульдогом. - Кем? 

Стрелочницей? Проводницей? Кочегаром? 

- Нет, что вы! Она как-то говорила - я не придала этому значения, - 

про вагон-ресторан. Может быть, она официанткой работает? Или на кухне?.. 

- На кухне, на кухне, на кухне... - быстро повторял Жеглов, потом 

поднял на меня взгляд, через голову Волокушиной спросил: - Володя,