культурный мужчина: слова плохого не скажет или чтобы с глупостями какими 

приставал - никогда. Но ночевал он редко - все больше принесет вещи, а 

потом забирает. Нет, ничего плохого про него не скажу - приличный 

мужчина... 

- Скажите, Вера Степановна, - начал я, мучительно подбирая слова. - 

Вот как бы вы определили, вы же видели здесь жуликов, отличить можете... 

Фокс этот - преступник или нет? 

- Не думаю, - рассудительно сказала Моторина. - Он научной работой 

занимается... 

И вдруг мне пришла в голову неожиданная мысль, но, прежде чем я открыл 

рот, Жеглов выхватил из планшета фотографию Груздева - в фас и профиль - и 

протянул Моториной: 

- Ну-ка, Вера, глянь - он? 

Моторина долго крутила в руках фотоснимок, внимательно 

присматривалась, потом сказала нетвердо: 

- Нет, не он вроде бы. Этот постарше. И нос у этого длинный... И не 

такой симпатичный... 

- Что значит "вроде бы"? - рассердился Жеглов. - Ты же его не один раз 

видела, неужели не запомнила? 

- А что мне в него всматриваться? Не замуж ведь! Но все ж таки этот - 

на карточке - не тот. Фокс - он вроде тебя, - сказала она Жеглову. - 

Высокий, весь такой ладный, быстрый. Брови у него вразлет, а волосы 

курчавые, черные... 

- Про чемодан что сказал? Когда придет? - спросил я. 

- На днях обещал заглянуть - перед отъездом домой. Тогда, сказал, и 

вещи свои заберу... 

Пока оперативники заканчивали обыск, я поинтересовался у Жеглова: 

- Глеб, а кто такой Петя Ручечник? 

- Ворюга отъявленный. Сволочь, пробы негде ставить... 

- Разыскать его трудно? 

- Черт его знает - неизвестно, где искать. 

- А какие к нему подходы существуют? 

- Не знаю. Это думать надо. Через баб его можно попробовать достать. 

Но он и с ними не откровенничает. - Жеглов встал и повернулся к Моториной: 

- У вас останутся два наших сотрудника. Теперь они будут вашими жильцами! 

- Зачем? - удивилась она. 

- Затем, что в доме вашем остается засада. Вам из дома до снятия 

засады выходить не разрешается... 

- А сколько же ваша засада сидеть тут у меня будет?.. 

- Пока Фокс не заявится... 

Еще не было одиннадцати, когда мы торопливо вывалились на улицу. Шагая 

к автобусу по немыслимым колдобинам Седьмого проезда, я с наслаждением 

вдыхал свежий ночной воздух, который казался еще слаще после духовитой 

атмосферы Веркиного дома, и размышлял о том, какое все-таки чудо - личный 

сыск, когда в огромном многомиллионном городе не растворился, не исчез в 

людском скопище тонюсенький ручеек следов, начавшийся в квартире Груздевых, 

ушедший под землю, забивший нежданным ключиком во второсортном ресторанчике 

"Нарва", сделавший столько прихотливых извивов и вышедший на ровное место в 

Седьмом проезде Марьиной рощи. Один лишь вопрос имеется: судя по всему, 

этот Фокс - тертый калач и, какой бы он ни был окраски, он из преступного 

мира. А Груздев все-таки врач, кандидат наук, человек почтенной 

специальности, и совершенно непонятно, что его может связывать с 

уголовником. Правда, я уже слышал о таком: Груздев мог нанять Фокса или 

как-нибудь иначе заставить его принять участие в преступлении, но, честно 

говоря, подобный вариант представлялся мне более похожим на рассказы Гриши 

Шесть-на-девять. 

Дошли до автобуса, молча расселись по своим местам, Копырин лязгнул 

дверным рычагом, и "фердинанд" тронулся. На улицах было пустынно, и ехали 

быстро - промелькнул детский парк, заброшенное кладбище, выехали на 

Трифоновскую, потом на Октябрьскую. На площади Коммуны Тараскин вдруг 

сказал радостно: 

- Гля, с театра-то камуфляж сымают, а? 

Театр Красной Армии был хорошо освещен - на стройных его колоннах 

висели малярские люльки. Омерзительные зеленые разводы, маскировавшие театр 

при воздушных налетах под немыслимые, ненастоящие деревья, теперь тщательно 

закрашивали, и к огромным колоннам возвращалась их прежняя строгая 

красота... 

Жеглов сказал мне: 

- Значитца, так, Володя. Мы сейчас в Управление: надо Верку по учетам 

проверить, чемодан с вещичками посмотрим внимательно. А вы с Тараскиным 

едете дальше, на Божедомку, выявляете женщину, о которой говорил Кирпич. 

Сделаешь быстро установочку на нее, оглядишься - и к ней. Только осторожно: 

если тот орелик у нее, можете на пулю нарваться. А дальше - по 

обстоятельствам. Жду! 

Автобус по Каретному подкатил к воротам дежурного по городу, ребята 

выскочили на улицу, а мы с Тараскиным поехали на Божедомку. 

"Фердинанд" мы оставили за квартал до седьмого дома и пошли по 

тротуару неторопливой, фланирующей походкой, чтобы не привлекать внимания - 

так, два немного загулявших приятеля. Освещение было тусклое, фонари на 

редких столбах светили словно нехотя, и разбойно посвистывал в подворотнях 

пронизывающий, едкий октябрьский ветерок. Под номером семь оказалось, 

собственно говоря, не один, а целых три дома, и на каждом из них была 

табличка: "Дом 7, строение 1", "Дом 7, строение 2", "Дом 7, строение З". 

Домишки неважные, ветхие, скособоченные, обшитые почерневшими трухлявыми 

досками. Кирпич указал "строение 2", но списка жильцов в подъезде не было, 

да и что от него толку, когда нам неизвестна фамилия знакомой Фокса? Надо 

было искать дворника. 

- Эх, за участковым следовало заехать! - шепотом пожалел Тараскин, и я 

не успел согласиться, как из двора вышел человек в подшитых валенках, 

зимней шапке-ушанке, с огромной железной бляхой на фартуке - дворник. 

Попыхивая невероятных размеров "козьей ногой", он подошел к нам, 

подозрительно присмотрелся и спросил неожиданно тонким, скрипучим голосом: 

- Ай ищете кого, гражданы? Вам какой дом надобен?.. 

Я торопливо достал из кармана гимнастерки свое новенькое удостоверение