- Чихала я на твое сознание! Он там закопался промеж картежников, как 

клоп в ковре, а я за него отдувайся! Мне тоже нет резона за чужие дела 

здеся париться! 

Жеглов выписал из дел несколько адресов и имен, дал листочек Пасюку и 

велел им с Тараскиным объехать кандидатов. 

- Вызывайте Копырина и жарьте на "фердинанде". А мы с Шараповым и 

Гришей на место прокатимся. Часа через два вернемся, ты с дороги позвони - 

какие там вести... 

Пока мы катили в вагоне, шли через Крымский мост и по набережной, 

срезая наискосок выставку трофейной фашистской техники, Шесть-на-девять 

рассказывал о том, как он замечательно играл раньше на бильярде - "ну, если 

по честному, просто жил с этого заработка"... Рассказ был очень длинный, 

запутанный, и краем уха я слышал, что оторвала его от этой игры любимая 

женщина-лилипутка, которая жила на Новослободской и имела постоянную 

прописку. 

- А на кой тебе была лилипутка? - лениво, с ухмылкой спрашивал Жеглов. 

- Так она, собственно, была не лилипутка, а такая ма-а-а-ленькая 

женщина и сложена была как богиня... 

Я смотрел на разбитые немецкие машины, и меня не покидало удивление, 

что эти уродливые неповоротливые обгоревшие груды металла в аляповатой 

пятнистой раскраске, бессильные и отвратительные, еще полгода назад могли 

меня убить. 

И не стало для меня больше ничего - ни этого серого, мягкого осеннего 

дня, которым мы шли ловить рецидивиста Копченого, ни дремлющего 

полуоблетевшего парка и свинцовой неподвижной воды в реке, по которой бежал 

белоснежный речной трамвай с голубой надписью на узкой рубке "МОЛОКОВ". А 

был апрельский вечер в берлинском районе Панков, где мы лежали под 

эстакадой городской железной дороги и в тыл к нам неожиданно прорвались 

"пантера" и два тупорылых бронетранспортера с эсэсовцами и огнем своим 

смели нас с гранитной эстакады, как метлой. Я тогда сразу понял, что они 

прорываются к Шенхаузераллее, там у немцев еще было мощное опорное 

укрепление. И если проскочат, то с ходу ударят в тыл нашей еще не 

развернувшейся противотанковой батарее и "пантера" передавит за минуту все 

орудия вместе с прислугой. Вместе с якутом Митрофаном Захаровым мы быстро 

поползли по обе стороны эстакады к перекрестку навстречу танку - он ведь, 

проклятый, уже разворачивался, готовясь нырнуть в переулок. Хлестко, с 

дробным грохотом ударила над нашими головами по рельсам очередь из 

крупнокалиберного пулемета, и я невольно припал к шпалам, а когда поднял 

голову, увидел, что из витрины разбитого магазинчика на углу выскочил 

Парахин, тихий немолодой солдат, вологодский конюх, вечно озабоченный 

человечек с бледным отечным лицом. И бежал он наискосок, через улицу, прямо 

к танку, и в руке у него не было автомата, а держал он только связку, и я 

сообразил, что Парахину больше автомат не понадобится - он знал это и 

бежал, чуть пригнувшись, клонясь вперед от страха и ожидания страшного 

удара, но бежал, ни на миг не задерживаясь, дерганой нервной рысцой, и была 

в Парахине, тщедушном и сгорбленном, решимость и готовность умереть такая, 

что я уже не сомневался: "пантера" не налетит сзади на батарейцев, не 

примнет стволы к лафетам, не намотает человеческое мясо на гусеницы. 

С бронетранспортера заметили Парахина, и пулемет развернулся к нему 

злым острым рыльцем, плюнул огнем, и пули, казалось, подкинули в воздух 

солдата, и в последнем этом мучительном парении он бросил связку в упор в 

ведущее колесо гусеницы... 

- ...Шарапов, пошли! Чего ты тут застрял - танка, что ли, не видел? - 

услышал я крик Гриши. В самом деле, танка, что ли, я не видел? И побежал 

догонять. 

В бильярдной, несмотря на ранний час, народу было немало. От порога 

Жеглов внимательно осмотрел играющих и сказал мне: 

- Вон там, в углу, за четвертым столом - Копченый... 

Матерчатые квадратные абажуры нависали над зелеными столами, и лица 

были скрыты в дымном полумраке. Наклонился, примеривая кий для удара, 

парень, нырнул в колодец света, ударил и, выпрямившись, опять растворился в 

багрово-серой темноте. Я рассмотрел чистое смуглое лицо, "политический 

зачес", худые руки и значок ГТО на лацкане. В светлый квадрат вплыл узбек в 

тюбетейке, ударил. Прилив темноты смыл и его со стола. Парень со значком 

ГТО фальцетом выкрикивал перед ударами: 

- От двух бортов в угол!.. Чужого режу в угол направо, своего в 

середину!.. Клопштосс! 

Узбек проиграл, заплатил и стал снова расставлять шары, но Жеглов 

заявил непререкаемо: 

- Одну минуточку! Проигравший выбывает. Теперь моя очередь... 

Парень со значком взглянул на Жеглова, усмехнулся: 

- Мое почтение, гражданин начальник. Что это вы, катать начали? 

- А что же делать? Если гора не идет к Магомету... 

- Никак, я вам понадобился? 

- Понадобился - партнера хорошего ищу... 

- Так вы бы мне свистнули - я бы сам к вам пришел. 

- Тебе, пожалуй, досвистишься. - Жеглов смотрел с прищуром. - С тобой 

как в детской считалочке: Валька - дурак, курит табак, спички ворует, дома 

не ночует... 

- Спички я сроду не воровал, - серьезно сказал Копченый. 

- Это я знаю, - кивнул Жеглов. - Ты ведь наверняка правила бильярдной 

нарушаешь: игра на деньги? А-а? 

- Так это только дети на шелобаны играют, а настоящие игроки - на 

интерес, - засмеялся Копченый. - По полкосой скатаем? 

Жеглов брезгливо оттопырил нижнюю губу: 

- Это ты с Жегловым хочешь по полсотенке играть? Сморкач! 

- А по скольку? - заинтересовался Копченый. 

- По тысяче. 

- По куску? Идет, - охотно согласился вор. 

Наверное, его в принципе согревала перспектива ободрать на бильярде 

знаменитого Жеглова - эта легенда годами передавалась бы блатными как 

образец уголовной доблести. 

- Ты прежде, чем на тысячу примазывать, покажи мне - есть она у тебя