как есть отдал! Тогда ты, как и в первый раз, всю карусель ему по новой 

прокручиваешь: и свидетеля-барыгу, и прохожего-очевидца, и подельщика на 

очной. И снова ему деваться некуда, и снова он тебе покаяние приносит 

полное, с извинениями и всяческой божбой. Тут тебе самое время в 

негодование прийти, объяснить ему, поганцу, что коли каждый эпизод таким 

вот макаром придется доказывать, клещами из него тянуть, то у народного 

суда сроков не хватит для подобного отъявленного нераскаявшегося 

вруна-негодяя. "И на Якиманке, выходит, ты не был, и в Бабьегородском не 

твоя работа, и Плющиха тебя не касается, и так далее, и тому подобное" - 

всю сводку ему, короче, за год вываливаешь, лишь бы по почерку проходило... 

- Так ведь он с перепугу и чего не было признает? - обеспокоился я. - 

В смысле - чужие дела себе припишет? 

- Будь спок. - Жеглов налил себе в стакан остывшего чаю и отхлебнул 

сразу половину. - Чужое вор в законе сроду на себя не возьмет... Я имею в 

виду, при таком следствии. Да и ты на что? Проверять надо! А он, когда его 

вот так, по-умному, обработаешь, все делишки свои даст, как говорится, за 

сегодня, за завтра и за три года вперед! Учись, пока я жив! - И он 

самодовольно похлопал себя по нагрудному карману. 

- Учусь, - сказал я серьезно. - Я этот метод вот как понял! А ты мне 

еще всякое рассказывай, я буду стараться... 

В коридоре раздался гулкий топот, я открыл дверь, выглянул - быстрым 

шагом, почти бегом, приближались Пасюк и Тараскин. Пасюк первым вошел в 

кабинет, пыхтя, подошел прямо к столу Жеглова, вытащил из необъятного 

кармана своего брезентового плаща свернутые трубкой бумаги, аккуратно 

отодвинул в сторону хлеб, положил трубку на стол и сказал: 

- Ось протокол обыска... та допросы жинок. 

- Нашли чего? - спросил с интересом Жеглов. 

- Та ничего особенного... - ухмыльнулся Иван. 

- А что женщины говорят? 

- Жинка його казала, шо був он у хати аж с восемнадцати годин... 

- А квартирная хозяйка? 

Заговорил наконец Тараскин: 

- Хозяйка показала, что с утра его не видела и вечером на веранде 

ихней было тихо. Так что она и голоса его не слышала. Как с утра он на 

станцию ушел, мол, так она его больше не видела. 

- Ясненько, - сказал Жеглов. - Значитца, не было его там. 

- А жена?.. - спросил я. 

- Наивный ты человек, Шарапов! - засмеялся Жеглов. - Когда же это жена 

мужу алиби не давала! Соображать надо... 

Да, это, конечно, верно. Я взял со стола протоколы допросов - 

почитать, а Жеглов походил немного по кабинету, посоображал, потом 

вспомнил: 

- Да, так что вы там "ничего особенного"-то нашли? 

Пасюк снова полез в карман плаща, извлек оттуда небольшой газетный 

сверток, неторопливо положив его на стол рядом с протоколами. Жеглов 

развернул газету. 

В его руках холодно и тускло блеснул черной вороненой сталью 

"байярд"... 

Это был пистолет "байярд"! 

В комнате было невероятно накурено, дым болотным туманом стелился по 

углам; глаза слезились и я, несмотря на холод - топить еще не начинали, - 

открыл окно. 

Дождь прекратился, было похоже, что ночью падет заморозок, и небо 

очистилось от лохматых, низко висевших целый день над городом туч, в 

чернильной глубине его показались звезды. Стоя у окна, я глубоко вдыхал 

свежий ночной воздух и раздумывал о сложных хитросплетениях человеческих 

судеб. На фронте все было много проще, даже не говоря об отношениях с 

врагом - да и какие это были, собственно говоря, отношения: "Бей 

фашистского зверя!" - и точка! А тут я сколько ни силился, все равно мне 

было не сообразить, не понять, как это интеллигентный культурный человек, 

да еще к тому же врач, может убить женщину, свою, пусть бывшую, но жену, 

близкого человека, из-за какой-то паршивой жилплощади. И не в приступе 

злости или гнева, и не из желания избавиться от опостылевшей обузы, даже не 

из ревности, а из-за какой-то квартиры! 

Этот мотив никакого сомнения не вызывал. Жеглов в этом именно духе и 

высказался, да я и сам полагал точно так же. Правда, некоторые сомнения 

вызывал страховой полис на имя Ларисы, который был обнаружен в Лосинке там 

же, где лежал и пистолет "байярд", в выемке за электросчетчиком. Страховка 

была оформлена накануне убийства, на крупную сумму, и, как объяснил Жеглов, 

формально оставаясь мужем Ларисы, Груздев имел все законные основания на 

получение страховой суммы в виде наследства. И на мой взгляд, был еще 

важный момент - пропажа самых ценных вещей и украшений Ларисы; но когда я 

спросил Жеглова, как это понимать, он, улыбаясь, объяснил: 

- Понимаешь, Володя, неслыханных преступлений не бывает: каждый раз 

что-то подобное где-то когда-то с кем-то уже было. На том наш брат сыщик и 

стоит - на сходности обстоятельств, на одинаковых мотивах, на уловках 

одного покроя... 

- А ты уже расследовал такое? - спросил я. 

- И не раз, и не два, - кивнул Жеглов. - К примеру, застал муж свою 

жену с любовником. Голова кругом, сердце наружу выпрыгивает, выхватил 

револьвер: бах! бах! - и два трупа. Придет в себя, возрыдает и к нам бежит 

- казните, граждане, я только что жену убил! А бывает и по-другому, вот как 

нынче: обдумает человек все неторопливо, как сделать да как от себя 

отвести, а иной раз и как навести на другого. Приготовит все заранее, 

хладнокровно сделает - и на дно. Знать не знаю, ведать не ведаю, как 

случилось, а вы, орлы-сыщики, ищите, носом землю ройте, но убийцу человека 

моего единственного и на все времена любимого найдите! 

- И вещи, выходит, он взял, чтобы мы решили, будто грабеж был? - 

догадался я. 

- Точно! - одобрил Жеглов. - Правильно мыслишь. Они, шмотки-то, может, 

ему и ни к чему... Для отвода глаз, значит. А может быть, и к чему. Меня на