сентября с дырочками от подшивки на полях. Жеглов погладил газету, спросил 

Шкандыбина равнодушно: 

- "Вечернюю Москву" читаешь? 

- На кой мне? - отозвался Шкандыбин. - Я папиросы курю. 

- Понял, - сказал Жеглов, подошел к платяному шкафу, который я уже 

осматривал, и вытянул бельевой ящик. В ящике лежали рубашки, носки, майки. 

Жеглов, брезгливо оттопырив мизинец, вытащил их, достал из ящика 

застеленную на фанерном дне газету с грубо оторванным углом. - Сам газетку 

застилал или попросил кого? 

- Сам, - сказал с удивлением Шкандыбин. 

- Чудненько, - кивнул Жеглов, оглядел внимательно газету и, положив ее 

на стол, разгладил поверх "Вечерней Москвы". Я оторвался от этажерки, 

которую в это время осматривал, подошел к столу. Газета из ящика тоже была 

"Вечерней Москвой", а вглядевшись, я с удивлением обнаружил, что и она за 

второе сентября. 

- Иди-ка сюда, Шкандыбин, смотри и слушай меня внимательно, - сказал 

Жеглов. - Вот эту газету я велел привезти мне из редакции еще до обыска, 

она за второе сентября. У тебя из ящика мы добываем такую же газету, гляди, 

гляди. Так? 

- Так, - хмуро кивнул Шкандыбин. 

- Вот и спрашивается: каким же макаром я так в цвет попал, а? 

- Не знаю, - пожал плечами Шкандыбин. 

- Ты вот что, мил друг, плечиком не дергай, когда тебя Жеглов 

спрашивает. Ты думай и отвечай по делу! 

- Да я ей-богу не знаю! - взмолился Шкандыбин, и было видно, что ему и 

в самом деле невдомек, как такое могло случиться. Не понимал пока и я, к 

чему ведет Жеглов. 

- Ну, не знаешь - сейчас узнаешь, - пообещал Жеглов и кивнул Грише: - 

Давай сюда конверт! 

Шесть-на-девять протянул Жеглову конверт. Жеглов вынул из него 

неровный клок газетной бумаги. 

- Видишь, бумажка эта была сильно смята, а потом разглажена, - сказал 

Жеглов. - Это мы ее разгладили. А до того, как мы ее разгладили, вот этот 

товарищ... - Жеглов показал на меня, - нашел ее в скомканном и слегка 

подпаленном виде под окном товарища Фирсова, тобою подстреленного... 

Говоря все это, Жеглов примерял обрывок к верхней газете, к неровному 

ее краю. Когда наконец в одном месте обрывок аккуратно сошелся с краем, 

Жеглов довольно ухмыльнулся: 

- Бумажечка скомканная - это пыж, дорогой мой гражданин Шкандыбин, пыж 

из твоего ружьишка, которое мы теперь несомненно разыщем. Погляди, 

полюбуйся, как бумажечка к твоей газете подходит - вот отсюда, с этого 

самого местечка, ты ее и оторвал, когда снаряжал свой поганый патрончик. Да 

не вышло - с МУРом, брат, шутки плохи!.. 

- Сколько скостят, если я ружье сам выдам? - глухо спросил Шкандыбин. 

- А вот это уже мужской разговор. Я ж тебе с самого начала предлагал 

нам сэкономить время, - коротко всхохотнул Жеглов и уверенно закончил: - 

Треть, я думаю, скостят непременно, сам позабочусь!.. 

Стемнело совсем. За окном, не переставая, моросил мелкий слякотный 

дождик, в кабинете было холодно, у меня даже ноги замерзли, и, когда я 

сказал об этом, Жеглов рассмеялся: "Зато летом будет не жарко, с улицы 

раскаленной сюда вваливаешься, как в рай божий..." Это не слишком меня 

утешило, но отвлекаться было некогда - вызов следовал за вызовом, телефон 

звонил непрестанно. 

- Я отлучусь ненадолго, - сказал Жеглов, одернул гимнастерку, 

причесался перед зеркалом, вделанным почему-то во внутреннюю дверцу сейфа, 

и испарился. 

Не успели еще затихнуть его шаги в длинном коридоре, как зазвонил 

телефон. 

Я снял трубку: 

- Оперуполномоченный Шарапов слушает. 

Докладывал дежурный из 37-го отделения: 

- Явился к нам тут гражданин один, сам он строитель. Сегодня 

ремонтировали домишко на Воронцовской и в стене, под штукатуркой, как 

дранку вырвали, тайник обнаружился, а в нем банка стеклянная... Алло... 

- Слушаю, слушаю, - торопливо сказал я. 

- Двадцать золотых десяток захоронено, николаевских... 

- Ну?.. 

- Напарник этого гражданина - он же первый банку и вытащил - дал ему 

пять червонцев и велел помалкивать. А остальное золотишко себе забрал. 

Какие будут указания? 

- А какие указания? - удивился я. - Брать надо этого шкурника с 

поличным, и все дела... 

- Есть! - сказал дежурный и положил трубку. И вот тут-то меня взяло 

сомнение: сегодня я уже не раз имел случай убедиться, что некоторые вещи, 

которые выглядели бесспорными и очевидными, с точки зрения уголовного 

розыска оказывались не такими уж простыми и требовали решений, вовсе не 

обязательно вытекавших из житейского опыта. Я еще подумал, что дежурный 

37-го отделения не первый, наверное, день в милиции, а счел нужным 

запросить указаний - значит, дело не представляется ему таким простым, как 

мне кажется... Я покряхтел немного и набрал номер нашего коммутатора, 

вызвал тридцать седьмое. Дежурный отозвался немедленно. 

- Алло, - сказал я натужно и покашлял. - Это Шарапов из МУРа, насчет 

золотишка... 

- Сей секунд выезжаем, - отрапортовал дежурный. 

- А ты погоди, - сказал я. - Тут, может, с кондачка решать не стоит. 

Я, понимаешь, человек здесь новый... 

- Да-а? - радостно удивился дежурный. - Вот и я тоже новый, вторую 

неделю всего-то и дежурю, таких дел еще не встречалось! И начальства 

никакого, как на грех, нету... 

- Вот и погоди, - степенно сказал я. - А то мы стобой еще наворотим, 

чего, может, не надо. Я сейчас посоветуюсь, не отходи... 

Я положил трубку на стол и пошел в соседний кабинет к Тараскину, 

который только что вернулся из ресторана "Москва", где две подвыпившие 

компании схлестнулись между собой в просторном вестибюле. Сейчас он, 

набычившись, вел душеспасительную беседу с ярко размалеванной девицей, 

из-за которой весь сыр-бор разгорелся. Девица безутешно рыдала, а Тараскин