на нас внимания, сам с собой карточные фокусы разыгрывал. Чугунная Рожа 

приладился за столом оружие чистить: пушка у него была хорошая - револьвер 

"лефоше", я такой уже видел, хитрая это штука, в ней помимо ствола есть 

нож, а ручкой как кастетом можно работать. Аня сидела, сгорбившись, 

постарев сразу, и тоненько дрожали у нее ноздри, и пальцы тряслись, и я 

подумал, что она, наверное, кокаином балуется. Бабка-вурдалачка недвижимо 

подпирала стену и неотрывно на меня глазела, а Промокашка брал из вазочки 

куски сахару, клал их на ладонь и ловким щелчком забрасывал в рот, и, когда 

он ловил белые куски вытянутыми губами, походил он сильно на дрессированную 

дворнягу. А горбун гладил своего кролика, поглядывал на меня красными 

глазками. И только Левченко как будто здесь отсутствовал. 

- А что же нам велел передать Фокс? - вступил в игру горбун. 

- Вам он ничего не велел мне передавать. Он мне посулил денег, если я 

разыщу его бабу и скажу ей, что надо делать. А уж это ее усмотрение - меня 

сюда заволакивать... 

- И что же надо делать? Что тебе Фокс сказал? 

- Спасать его он велел. 

- Как же это я его СПАСУ? Петровку на приступ брать пойду? 

- Этого я не знаю. Я только могу сказать, что он задумал. 

- Ну-ну, говори... 

- Вчера вечером он следователю сказал, что хочет сознаться в 

ограблении магазина, где сторожа стукнули... 

- Зачем? 

- По закону его должны - так Фокс говорит - вывезти на место 

преступления, чтобы он там показал, как все происходило. Поскольку он ни на 

что больше не колется, они сразу же ухватились за его признание - им там 

все, мол, надо задокументировать, снять его на фотографии, чтобы он потом 

не вздумал отказаться... При нем же по телефону договорились на завтра. 

- Ну, это я понял - дальше-то что? 

- А дальше он такое суждение имел: пока он на Петровке, повезет его не 

тюремный конвой, а опер-группа со следователем. И на месте их там должно 

быть три-четыре человека, ну, пять от силы, не больше. Магазин для такого 

дела обязательно закроют. Это для вас сигнал будет - как среди дня запрут 

магазин, значит, должны и его привезти туда вскоре. Он мне сказал, что 

продумал все до тонкости, каждую детальку обмозговал... 

- Он, гад, лучше бы раньше мозговал, как псам в руки не даваться, - 

буркнул сердито горбун. 

- Это я не знаю, я говорю то, чего он мне велел передать. Значит, план 

у него такой: введут его магазин и дверь изнутри прикроют, а вы в это время 

тем же макаром, что в прошлый раз, войдете через подвал в подсобку. Машина 

должна на пустыре за магазин отчалиться. Когда он с операми спустится в 

подсобку, вы их там всех переколете и спокойно черным ходом наружу выйдете. 

Вот и вся его задумка. Сил, он сказал, наверняка хватит, потому что главное 

в этом деле - неожиданность... 

Тишина наступила гробовая, и я даже забыл на минуту про Левченко, а 

ведь я его вместе со всеми приглашал в засаду - на смерть. И он-то с моим 

планом вряд ли согласится. Но это от меня уже не зависело, я сделал все, 

что мог. 

Все молчали и смотрели на горбуна, и мгновения эти были бесконечны. 

- Толково придумано, - сказал наконец убийца Тягунов. Ему, наверное, 

казалось несложным заколоть трех-четырех оперативников. 

- "Толково! Толково"! - заорал, передразнивая его, горбун, и белые 

десны его обнажились в жутком оскале. - У них тоже пушки имеются! Половину 

наших укокать там могут... 

- Риск - благородное дело, - спокойно сказал Тягунов. - Нас ведь 

где-то обязательно укокают... 

- Типун тебе на язык, холера одноглазая! - крикнул горбун. - 

Перекокают от глупости вашей! Кабы слушали меня, дуроломы безмозглые, жили 

бы как у Христа за пазухой! 

Потом он повернулся ко мне и спросил раздраженно: 

- А больше тебе Фокс ничего не говорил? 

- Больше ничего. Только Ане велел передать, чтобы она сказала: он за 

всю компанию хомут на себя надевать не желает, ему вышака брать на одного 

скучно. Если не захотят его отбить, он с себя чалму сымет - всех отдаст... 

- Н-да, н-да, хорошие делишки пошли, - забарабанил горбун сухими 

костистыми пальцами по столу, и дробь его звучала тревогой. Потом 

повернулся к банде: - Ну что, какие есть мнения, господа хорошие? 

Аня сразу сказала: 

- Вы просто обязаны спасти его... 

- Ты-то помолчи! Ты под пули-то ментов, чай, не полезешь. 

- Это не женское дело! А свое дело я лучше вас делала, все денежки 

через меня к вам прибежали! - она кричала в голос, на истерике, судорожно 

рвались крылья носа, посинело лицо. - И такой же голос, как все, имею!.. 

- А у нас тут не избирательный участок! - стукнул по столу горбун. - И 

не собрание. Я вопросы решаю не голосованием, я хочу всех послушать - 

может, мыслишку кто-нибудь подходящую подбросит... 

Чугунная Рожа показал на меня рукой: 

- Его убрать отсюда надо - не верю я ему... 

Горбун быстро глянул на меня, помотал головой: 

- Пускай сидит - безразлично это. Мне хоть жаль его, но не в свое дело 

он встрял. Один у него только шанс... 

Я ему зло сказал: 

- Пожалела глупая чушка, когда поросенка своего сожрала. 

- Цыц! - прикрикнул он на меня. - Ты сиди, помалкивай... 

Убийца Тягунов взял с дивана гитару, перебрал струны, пропел 

вполголоса: 

Воровка никогда не станет прачкой, 

А жулик не подставит финке грудь. 

Эх, грязной тачкой рук не пачкай - 

Это дело перекурим как-нибудь... 

Все ждали, что он скажет, а он налил полстакана водки, выпил, 

сморщился, закусывать не стал, бормотнул быстро: 

- Мне один хрен! Хотите - пойдем резать мусоров, хотите - завтра же 

разбежимся, на дно ляжем... 

- Тебе-то один хрен, нишкнул - и нет тебя! А я? Куда нажитое дену? 

И старуха-вурдалачка согласно ему закивала, и по морде ее противной я