накорми и будь с ним ласкова! Понимаешь, ласкова! 

- Не время сейчас тут ласкаться. Потом, вечерком, я тебя приласкаю... 

Я посмотрел на нее с усмешкой, цыкнул слюной метра на два сквозь зубы, 

засмеялся: 

- Видал я твои ласки в гробу. Мне Фокс сказал, что коли доставлю тебе 

записку, а главное, объясню на словах, что и как у него с мусорами на киче 

происходит, то получу за это пять тысяч. Вот мне какая ласка нужна! С пятью 

кусками меня и так кто хошь приласкает... 

Глазки у нее от этого стали еще хитрее и глупее: 

- Пожалуйста, получишь ты свои пять кусков. Рассказывай, что там и 

как, а вечером получишь... 

- Ишь какая ты ушлая! Может, ты мне их через бабкин телефон 

переведешь? Паскудный вы народ, бабы! Суки! Там твой мужик парится, а ты 

несчастные пять кусков жмешь, жизнь его под корень сводишь... 

- Да иди ты!.. Тоже мне поп нашелся - стыдить меня! Нет у меня с собой 

денег! Домой съезжу и привезу тебе, ужрись!.. 

- Во-во! Поезжай домой, возьми деньги и приезжай снова. И запомни, 

Фокс мне сказал, что шансов у него дня на два, на три осталось, потом 

переведут его в Матросскую Тишину, и тогда хана! А сейчас еще остается 

шанец выскочить. На тебе его платок, он мне зачем-то велел отдать 

обязательно! И вали за деньгами, я сюда через два часа снова подгребу!.. 

На ее маленьком лобике четко обозначилась сиротливая морщинка - она 

думала, ей надо было принять решение, или, может быть, вспоминала она 

запасной вариант, которым бандиты должны были обязательно ее снабдить. 

- Мне далеко надо ехать, - сказала она наконец. - Давай так 

договоримся: встретимся с тобой на Первой Мещанской, угол Банковского. Там 

еще булочная есть. Вот около этой булочной в полвосьмого. Сделано? 

- Мне туда тоже далеко... отсюда. Да черт с тобой! Только гляди без 

фокусов - я деньги вперед пересчитаю, ты не думай, не лопух... 

Она кивнула и ухмыльнулась, и мне показалось, что в сизой ее стальной 

ухмылке было злорадство. 

- До вечера, пока! - Махнула рукой и пошла в сторону Никитской. И ни 

одного из наших я поблизости не видел. Где-то здесь же были и Жеглов, и 

Пасюк, и Коля Тараскин, но я их никого не видел. 

А я пошел в Кинотеатр повторного фильма. В четыре тридцать там шла 

картина "Светлый путь", я взял билет и вошел в вестибюль. И еще в кассе 

заметил, что около меня вьется парень в сапогах-гармошках, штанах с 

напуском и косой челочкой из-под модной малокопеечки - крохотной кепчонки с 

узеньким козырьком и пуговицей в середине. 

Я добросовестно осмотрел фотографии всех киноартистов, которые были 

развешаны в вестибюле, и, переходя от стены к стене, углом глаза видел, как 

рядом мелькает малокопеечка. Потом спустился на первый этаж, и в уборной 

рядом со мной уже ныряла среди лиц и спин косая челка над юркими мышиными 

глазками. И недалеко от автомата в упор меня кольнул этот настороженный 

взгляд, он отирался об меня, щупал, держал, он сам боялся - потерять меня 

или обнаружить себя? Я бесцельно покрутился еще несколько минут - мне надо 

было дать Жеглову доехать до места. И автомат был, как назло, не в будке, а 

просто висел телефонный аппарат на стене. Пошарил я в кармане, нашел 

пятнадцатикопеечную монету, юркнула она беззвучно в щель, и, прикрывая на 

всякий случай диск ладонью, набрал я наш номер. А за спиной все сшивался 

молодец в малокопеечке - я почти его дыхание слышал у себя за спиной. Один 

только гудок раздался в трубке, и жегловский быстрый баритончик плеснулся 

мне в ухо: 

- Слушаю!.. 

- Маня? Это Маня? - неспешно начал я. - Маня, это я, Володя. 

- Шарапов, слушаю тебя, говори... 

- Да как же я теперь приеду, когда у меня права забрали?.. 

- Они что, рядом с тобой? Шарапов, ты знаешь, что за тобой "хвост"? 

- Так я об этом и толкую! Никак мне теперь без прав. Но я думаю, 

числа, может быть, девятнадцатого или двадцатого выберусь я к вам... 

- Володя, тебе назначили встречу между семью и восемью вечера? Я тебя 

правильно понял? 

- Ну конечно, не от меня же это зависит. Я точно так и постараюсь. 

Где-нибудь посредине... 

- В девятнадцать тридцать? Правильно, Володя? Я тебя понял? 

- Ну конечно, ты ведь баба сознательная. За это и ценю тебя... 

- Давай, давай, ты не резвись там! Сориентируй по месту. 

- А че там! От моего дома прямая дорога, чешу себе по солнцу - и 

привет!.. 

- На Сретенке? - быстро спросил Жеглов. 

- Не-а... От колхоза нашего асфальт идет... 

- От Колхозной площади? На Мещанке?.. - Я чувствовал, что Жеглов 

просто дрожит на том конце провода. 

Зазвонил первый звонок, открылись двери в зал, надо было кончать. 

- Ага, конечно. Как на большак выедешь, там уже не собьешься. Пятый 

поворот, коли память не сшибает... 

- Угол с переулком?.. 

- Ага. Бог даст, и я к вам приеду. Маня... 

- Переулок Астраханский? Капельский?.. 

- Нет, Маня, не смогу, попозже... 

- Банковский?.. 

- Это точно! Там и для детишек с хлебушком будет посвободнее... 

- Ты про булочную на углу говоришь? - надрывался, исходил у телефона 

Жеглов. 

- Верно, Маня. А? Да я в кинишку намылился сходить, времени у меня 

теперь навалом. Ну, прощевайте там, деток своих целуй. А я постараюсь 

выбраться к вам... 

И повесил трубку, обернулся - юркнула в толпу, затерялась коричневая 

кепчонка. Разговор он весь слышал. 

В зале этот поганец тоже сидел все время за моей спиной, ряда на два 

подальше, и его присутствие меня невольно нервировало. Почему-то все время 

стоял у меня перед глазами прибитый ножом к лавке Вася Векшин. На экране 

пела, плясала, стреляла глазками Любовь Орлова, двигалась она своим 

замечательным путем от девки-замарашки до знатной стахановки, но, честно 

говоря, ничего я не запомнил из этого фильма, потому что не до него мне