предупредил, что если я не отдам долга, он меня зарежет - подумать только! 

- Фокс закурил, пустил в потолок замысловатую струю дыма, закончил: - Когда 

я вашу компанию увидел, до ужаса, до беспамятства перепугался и стал 

спасаться любой ценой... Я, конечно, готов уплатить за витрину ресторана и 

принести свои извинения Марианне, но... ваш начальник что-то такое, 

простите, нес, что в голове не укладывается - это насчет того, что я 

душегуб, что вы меня раздавите и так далее. Здесь хоть и МУР, но все-таки 

учреждение, а не малина. Я хотел бы знать, что он имел в виду... 

Зазвонил телефон. Эксперт научно-технического отдела Сапожников 

быстренько сверил свежую дактилограмму Фокса с контрольными материалами и 

теперь спешил выложить мне ворох новостей: отпечаток на бутылке "кюрдамира" 

соответствовал безымянному пальцу левой руки Фокса; отпечатки на карасе - 

ломике, который мы нашли в ограбленном магазине, - оставил он же, только 

правой рукой. Фокс что-то говорил мне, но я его почти не слушал, только 

прикидывал, что еще надо для формы проверить, - по сути, картина была мне 

уже ясна. 

Пришел эксперт Родионов. Он принес в фаянсовой баночке какое-то вязкое 

вещество розового цвета, стеклянными палочками извлек катышек вроде 

небольшой картошины и вопросительно посмотрел на меня. 

- Что надо делать? - спросил я. 

С опаской поглядывая на Фокса, Родионов сказал: 

- Пусть он откусит половину массы... 

Фокс гордо воздел плечи: 

- Это еще что такое? 

Эксперт заверил: 

- Да вы не беспокойтесь, это безвредно... 

- Кому безвредно, а мне, может быть, вредно, - сказал Фокс сварливо. 

- Да бросьте выламываться, Фокс, - сказал я ему. - Если вы честный 

человек, как утверждаете, вы охотно подвергнетесь проверке, так ведь? 

Фокс, видимо, не совсем понимал значение опыта, который мы 

производили, но и роль портить не хотел, поэтому небрежно взял "картошину" 

и с гримасой отвращения перекусил ее, вытолкнув изо рта остаток массы на 

стол. Родионов поколдовал немного над ней и спустя две-три минуты подозвал 

меня; на столе рядом с контрольным образцом лежал гипсовый оттиск откуса от 

шоколада из квартиры Ларисы Груздевой. 

- Он самый, вот поглядите... - сказал Родионов, но я уже и без него 

видел, что следы зубов одинаковые: щель между передними резцами, поворот их 

по сравнению с остальными зубами, размер. 

Я похлопал эксперта по плечу, мы поулыбались друг другу, и он ушел, а 

я стал рассматривать сберегательную книжку Фокса. Двести шестьдесят семь 

тысяч рублей на ней было! И я сказал: 

- Четверть миллиона с гаком... М-да-а... Это все с базы 

сатураторной... или из бильярдной, а? 

Фокс поерзал немного или сделал вид, что поерзал, открыто, по своему 

обычаю, улыбнулся и сказал: 

- У вас, товарищ Шарапов, лицо доброго и милого человека. Оно 

располагает к откровенности... 

Знаю я прекрасно, какое у меня лицо и к какой откровенности оно 

располагает. Нос мой курносый особенно или гляделки крохотные. Ну-ну, пой 

пташечка, пой... Я широко улыбнулся и вопросительно посмотрел на Фокса. А 

он сказал: 

- Поэтому я буду с вами совершенно откровенен. В моем возрасте 

мальчишество - штука стыдная, конечно... Но я холост, люблю встречаться с 

женщинами, а женщины, что бы там ни говорили идеалисты, любят людей 

богатых... А я нищий. Да-да, не удивляйтесь, я нищий служащий, только удача 

на зеленом сукне позволяет мне изредка сводить свою даму в ресторан... 

- А четверть миллиона? - напомнил я. 

- Момент, все объясню. Женщина предпочитает, как это ни печально, 

жадного богача щедрому нищему. Да-да-да! Поэтому любая раскрывает объятия 

человеку, у которого на книжке больше четверти миллиона. Неважно, что он 

прижимист, как я, она рассчитывает своими прелестями заставить его 

раскошелиться... 

Я почувствовал, как волна холодной, просто-таки леденящей злобы 

подкатилась у меня к горлу: я вспомнил Шурку Баранову, катающуюся по полу 

на кухне, а потом сразу же - Варю, огромные ее нежные глаза - этот мерзавец 

своими словами пачкал их, оскорблял, даже не подозревая об их 

существовании. И нечаянно для самого себя я крикнул: 

- Ну-ну, вы потише тут насчет женщин распространяйтесь! Привыкли с 

продажными... 

Фокс перебил меня: 

- Да что вы, товарищ Шарапов, я далек от обобщений! Разумеется, я 

говорю о своих знакомых... 

- Давайте-ка лучше к делу. Что там с вашими миллионами? 

- А ничего, - спокойно сказал Фокс. - Нет никаких миллионов. Фикция. К 

предыдущему вкладу в сто рублей я приписал следующую строчку. Проверьте - и 

узнаете, что, к великому моему сожалению, в сберкассе числятся только сто 

рублей... - И он широко развел руками, извиняясь вроде за свое легкомыслие. 

А я ему поверил. Сразу поверил, даже проверять не стал, потому что все 

мне стало ясно, все его действия паскудные. И сам он сделался мне 

неинтересным и противным, как будто я ненароком мышь раздавил. Но 

арестованного не бросишь, как надоевшего попутчика в купе, и я ему сказал, 

чуть ли не зевая - мне в самом деле вдруг очень сильно захотелось спать: 

- Ты не только снабженец и картежник, Фокс. Ты бандит и убийца. Ты 

убил Ларису Груздеву, сторожа в магазине на Трифоновской и еще за тобой 

достаточно всякого водится. За все это ты ответишь. Дай только срок, 

приедет следователь прокуратуры товарищ Панков, он это дело ведет, и будешь 

ты мертвее всех своих покойников, понял? Он все оформит, будь спок... 

В лице немножко изменился Фокс, но так, самую малость, уставился в 

окно, сказал без всякого волнения: 

- Во-он чего! Клепальщики вы известные, зайцу волчий хвост пришьете, 

не то что человеку дело... 

Я опять разозлился: