Египтянин втолкнул Пандиона в дверь и ввел его в приемный зал. Налево у простенка стояла большая красивая ваза с четким черно-красным рисунком. Такие сосуды Пандион видел на Крите, и снова сердце юноши сжалось от боли. 

- Повелел его величество, жизнь, здоровье, сила, - торжественно произнес царский скульптор, - мне изготовить семь ваз по образцу этой, из стран твоего моря! Мы только заменим варварские краски на любимые в Кемт синие цвета... Если ты отличишься в этой работе, я скажу о тебе Великому Дому... А теперь... - возвысил голос начальник и повернулся к поспешно приближавшимся двум темным фигурам. 

Это были ушедшая рабыня и какая-то другая девушка, закутанная в длинный пестрый плащ. 

- Подойди ближе! - нетерпеливо приказал египтянин и поднес светильник к лицу закутанной девушки. 

Большие выпуклые черные глаза боязливо взглянули на Пандиона, пухлые детские губы раскрылись в трепетном вздохе. Пандион увидел выбивавшиеся из-под покрывала вьющиеся волосы, тонкий нос с нервно трепетавшими ноздрями - рабыня была, несомненно, азиаткой, из восточных племен. 

- Смотри, экуеша! - сказал египтянин, неуверенным, но сильным движением срывая с девушки плащ. 

Она слабо вскрикнула и спрятала лицо в ладони, оставшись нагой. 

- Бери ее в жены! - Царский скульптор толкнул девушку к Пандиону, и она, вся задрожав, прижалась к груди молодого эллина. 

Пандион слегка отодвинулся и погладил спутавшиеся волосы юной пленницы, поддаваясь смешанному чувству жалости и нежности к милому, испуганному существу. 

Царский скульптор, улыбаясь, одобрительно прищелкнул пальцами: 

- Она будет твоей женой, экуеша, и у вас будут хорошие дети, которых я оставлю моим детям в наследство... 

Точно стальная пружина внезапно развернулась в Пандионе. Душевное смятение, давно нараставшее в нем и разбуженное сегодняшней песней, вскипело. Красный туман застлал глаза. 

Пандион отступил от девушки, оглянулся и поднял кулак. 

Египтянин, трезвея, побежал в дом, громко сзывая всех слуг на помощь. Пандион, не взглянув на труса, с презрительным смехом пнул ногой дорогую критскую вазу, и глиняные черепки с глухим звоном рассыпались на каменном полу. 

Дом наполнился криком и топотом ног. Несколько минут спустя Пандион лежал у ног начальника мастерской, а тот, нагнувшись, плевал на него, изрыгая проклятия и угрозы. 

- Негодяй заслуживает смерти! Разбитая ваза дороже его презренной жизни, но он может сделать много хороших вещей... и я не хочу терять хорошего работника, - говорил час спустя успокоившийся скульптор своей жене. - Я пощажу его жизнь и не отправлю его в тюрьму, потому что оттуда он попадет на золотые рудники и погибнет. Я верну его в шене, пусть одумается, а ко времени будущего посева возьму обратно... 

Так Пандион, избитый, но не усмиренный, вернулся в шене и, к своей большой радости, встретился с друзьями-этрусками. Весь строительный отряд после разборки храма работал на поливе садов Амона. 

К вечеру следующего дня внутренняя дверь шене раскрылась с обычным скрипом и пропустила под приветственные возгласы рабов улыбающегося Кидого. Спина негра вздулась, исполосованная ударами бича, но зубы сверкали в усмешке, а глаза весело блестели. 

- Я узнал, что тебя послали назад, - сообщил он изумленному Пандиону, - и стал кататься по мастерской, вопя и ломая все, что подвернется. Побили и тоже отправили - мне это и нужно! - закончил Кидого. 

- А ты же хотел стать мастером? - насмешливо спросил Пандион. 

Негр беззаботно махнул рукой и, страшно выкатив глаза, плюнул в том направлении, где находилась великая столица Айгюптоса. 

Глава четвертая. БОРЬБА ЗА СВОБОДУ 

Камни, накаляясь на солнце, обжигали плечи и руки людей. Легкий ветерок не нес прохлады, но сдувал с гладкой поверхности каменных глыб мельчайшую известковую пыль, разъедавшую глаза. 

Тридцать рабов, выбиваясь из сил, тянули жесткие канаты, поднимая на стену тяжелую плиту с каким-то сложным барельефом. Ее нужно было вставить в приготовленное гнездо на высоте восьми локтей. Четыре опытных и сметливых раба направляли плиту снизу. В числе их находился Пандион, стоявший рядом с рабом-египтянином - единственным из жителей Айгюптоса, находившимся в шене среди чужеземных пленников. Этот египтянин, осужденный в вечное рабство за неизвестное страшное преступление, занимал крайнюю клетушку в юго-восточном, привилегированном углу шене. Два лиловых клейма в виде скрещенных широких полос пятнали его грудь и спину, на щеке была изображена красная змея. Мрачный, никогда не улыбавшийся, он ни с кем не общался и, несмотря на всю тяжесть своего положения, презирал иноплеменных рабов, подобно своим свободным соотечественникам. 

И сейчас, не обращая ни на кого внимания, понурив бритую голову, египтянин упирался руками в край толстой плиты, чтобы не давать камню раскачиваться. 

Мокрая от пота черная кожа Кидого блестела, резко выделяясь рядом с белым полированным известняком. 

Вдруг Пандион заметил, что на веревке начали лопаться волокна, и издал предостерегающий крик. Два других раба отскочили в сторону, а египтянин, не обратив внимания на Пандиона и не заметив того, что делалось вверху, остался под плитой. 

Молодой эллин, далеко выбросив правую руку, мгновенным толчком в грудь отшвырнул египтянина назад. В ту же секунду плита рухнула, слегка задев отпрянувшего Пандиона и ободрав ему кожу с руки. Желтая бледность покрыла лицо египтянина. Плита стукнулась о подножие стены, большой угол барельефа откололся. 

С негодующим криком к Пандиону подбежал надсмотрщик и хлестнул эллина бичом. Четырехгранный ремень в два пальца толщиной, сделанный из шкуры бегемота, глубоко рассек кожу на пояснице. У Пандиона от боли потемнело в глазах. 

- Негодяй, зачем ты спас эту падаль? - завопил надсмотрщик, замахиваясь вторично. - Плита, упавшая на мягкое тело, осталась бы цела! Это изображение дороже сотен жизней жалких тварей таких, как вы! - продолжал он, нанося второй удар. 

Пандион бросился было на надсмотрщика, но был схвачен подоспевшими воинами и жестоко исхлестан бичами.