Уахенеб пристально посмотрел прямо в лицо свое-его начальника, и в глазах старого кормчего Баурджед прочитал последний вопрос, мольбу и тоскливую тревогу. 

- Они пойдут за мной, - тихо сказал Уахенеб, - и я знаю, где правда, но не знаю путей... Как прийти к другой, хорошей жизни, куда нанести удары? 

- И я не знаю, - так же тихо ответил Баурджед, - и не верю, чтобы это могло быть... 

- А я верю. Мы можем погибнуть, но погибнем все вместе. И товарищи простят мне мое незнание, если до конца я буду с ними... - Кормчий замолк и вдруг встрепенулся, словно вспомнив что-то - Где хранится оружие для новых воинов в городе? Скажи мне это, господин, и мы всегда будет хорошо вспоминать тебя... 

- В большой кладовой около сокровищницы бога, рядом с улицей Кузнецов, - без колебания ответил Баурджед. - Ты узнаешь этот дом по красной и белой полосе вверху стен, под крышей... Уахенеб поклонился начальнику. 

Баурджед вздохнул и знаком велел гребцам оттолкнуть лодку. 

Внезапно четыре гребца - все товарищи по плаванию в Страну Духов - выпрыгнули на пристань. 

Баурджед сделал вид, что ничего не заметил. Весла схватили трое из оставшихся. Лодка отчалила. 

Мятежники, окружившие Уахенеба и внимательно слушавшие его, не обратили внимания на отъезжавших. Чувствуя себя усталым, Баурджед опустился на кормовое сиденье. И опять, как тогда, давно-давно, при разговоре с Уахенебом о повелении фараона идти в Страну Духов, тоскливое недовольство собой и стыд овладели Баурджедом. Словно опять его кормчий оказался в чем-то выше его, более мужественным и более правым. 

- Достойный Мен-Кау-Тот, помнишь, как ты мудро остерегал нашего гостя? 

- Говори дальше! - воскликнул старый жрец. - Скажи все, что узнал ты в Белой Стене. 

- Баурджед освободил сосланных в каменоломни, разъярил толпу. Мятежники дошли до города, захватили его окраины. Во главе были спутники Баурджеда, которым он повелел начальствовать бунтовщиками. Они захватили оружие, но победа их длилась недолго. Мятежники разбрелись, а воины фараона, стража храмов и молодые джамуnote 98 соединили свою силу, истребив всех порознь. Сам Баурджед скрылся в Дельте, но почему-то вздумал вернуться. Мятежник из Дельты в руке богаnote 99 , и теперь он исчез без следа и слова. 

- Проходит жизнь мятежника на земле, не продлится она, - мрачно пробормотал старый жрец, - бьет бог грехи его кровью его!note 100 Не ожидал я, что Баурджед окажется зачинщиком мятежа... Впрочем, он отдал нам все, что имел, исполнил свое назначение и более не нужен. В великой тайне будем мы. хранить все записанное. Будет открыто оно только тому властителю, которого найдем и направим по нашим путям. 

- Истинно так, мудрый Мен-Кау-Тот. Да не воспользуются знанием служители Ра и Пта, не будет и простой народ пленяться рассказами о свободной жизни! Все будет сокрыто в наших подземельях! 

Но мудрый верховный жрец ошибся. 

По-прежнему в хижинах бедных земледельцев, казармах воинов, храмовых сторожках, рабочих домах рассказывалась повесть о великом и отважном путешествии сынов Кемт. Неведомые певцы из народа слагали все новые песни, вплетая в действительность исконные мечты о справедливости и свободе, дополняли повесть тем, что хотелось бы всякому видеть в своей настоящей жизни. И все большее число умов начинало задумываться над поисками путей к правде и сомневаться в божественности величия фараонов. 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НА КРАЮ ОЙКУМЕНЫ 

Пролог 

Свежий осенний ветер несся над простором подернутой рябью Невы. Острый шпиль Петропавловской крепости в блеске солнечного дня казался золотым лучом, взвившимся в голубую высоту неба. Под ним плавно выгибал свою широкую, могучую спину Дворцовый мост. Волны, качаясь и сверкая, мерно плескались на светлые гранитные ступени набережной. 

Сидевший на скамье молодой моряк посмотрел на часы, вскочил и быстро пошел по набережной вдоль Адмиралтейства. Желтые стены легко поднимали ввысь свой венец белых колонн в прозрачном осеннем воздухе 

Автомобили мягко неслись по отполированному асфальту, играя мечущимися вспышками солнца на начищенных стеклах и разноцветной эмали кузовов. 

Молодой человек быстро шел по набережной, не обращая внимания на праздничную суету кругом. Он шагал уверенно и легко. Юноше стало жарко, он сдвинул на затылок свою морскую фуражку. Звенели, сползая с мое та, трамваи. Моряк пересек садик с деревьями, горевшими осенним багрянцем, прошел вдоль большой площадки и на секунду остановился перед входом, где великаны из полированного гранита подпирали массивный балкон над горбатым подъемом тротуара. Залеченные рубцы от фашистских бомб еще виднелись на двух исполинских гранитных телах. Юноша вошел в тяжелую дверь, снял черную шинель и поспешил к широкой лестнице белого мрамора, устремлявшейся из полутемного вестибюля к светлой колоннаде, обрамленной рядом мраморных статуй. 

Навстречу ему радостно улыбаясь, шла стройная девушка. Ее внимательные, широко расставленные серые глаза потемнели, сделавшись теплыми. Моряк чуть смущенно взглянул на девушку. Она на ходу прятала номерок вешалки в раскрытую сумочку ( значит, он не опоздал. Юноша оживился и уверенно предложил начать осмотр снизу, с отделов древностей. 

Пробившись сквозь толпу посетителей, юноша и девушка прошли между колоннами, подпиравшими расписанный яркими красками потолок. Они миновали несколько огромных зал. После обломков ваз и плит с непонятными надписями, после мрачных, черных изваяний Древнего Египта, саркофагов, мумий и всех других предметов погребального обихода, выглядевших еще более сумрачно под сводами хмурых зал нижнего этажа, захотелось ярких красок и солнца. Юноша и девушка заторопились наверх. 

Они быстро прошли еще две комнаты, направились к боковой лестнице, ведущей в верхние залы из небольшого помещения с узкими окнами, сквозь которые глядело бледное небо. Несколько восьмигранных конических витрин стояло между белыми колоннами, - мелкие произведения древнего искусства, выставленные в них, не привлекали внимания проходивших.