И ООН, и какие-нибудь очередные презентации. Всем сестрам по серьгам. Всем, 

кроме народа русского. Всех продадут, предадут. В данном случае - за долги. 

Вариант второй - будем «банановой республикой». Бросовая рабочая сила и 

прибыль в тысячу процентов. Вывоз только сырья. На месте ничего не 

производить. Все завозится из стран-владычиц. Включая стеклянные бусы, как у 

полинезийцев. 

И самый страшный вариант - очередная революция. Со всеми вытекающими 

последствиями. В любом варианте, читатель, ты «пролетаешь мимо кассы». С той 

лишь разницей, что парни, которые сейчас лежат вокруг меня, будут тебе 

вспарывать живот и заставят смотреть на мучения твоих жен, дочерей, сестер, 

подруг. Не из вредности или кровожадности, а просто из-за элементарной 

мести. За то, что ты молчал, засунув свой язык... между зубов, когда духи 

нас заставляли смотреть, как мучаются наши товарищи. Вот так, господин 

Читатель. Думай. 

Вокруг бойцы и офицеры тоже копали мерзлую землю, вгрызались в 

замерзший асфальт. Некоторые использовали воронки для этого. Пробивали в них 

«лисьи норы». Духи быстро поняли, что мы, в отличие от прежних атак, не 

собираемся откатываться назад. Вот поэтому вновь и открыли по нам огонь. 

Вновь фонтанчики начали поднимать вокруг меня пыль, грязь, подтаявший снег. 

Это стимулировало выделение очередной порции адреналина, отложив автомат в 

сторону, я начал работать быстрее. 

Скорость, скорость. Пальцы уже содраны в кровь, ногти обломаны почти до 

мяса. Не чувствую боли, зарыться, закопаться, а потом уже, гады, мы с вами 

разберемся. Не было паники, когда лежали под минометным обстрелом. Была 

злость на духов. Злость большая, как Вселенная. Пот уже тек ручьями по лицу, 

от бушлата валил пар. Чувствовал, что белье и «афганка» пропитались потом 

насквозь. Еще не хватало мне погибнуть от холода! Скорость! Вот уже голова 

моя скрылась в неглубокой ямке. Если я не вижу противника, то это не значит, 

что он не видит меня. Поэтому глубже, глубже. Хорошо, что не у нас в Сибири 

воюем! Там земля промерзла глубоко. 

Вспомнилось, как во время службы в Молдавии у меня постоянно спрашивали 

- правда ли, что в Сибири зимой не хоронят? Как так? Земля-то промерзает 

глубоко, вот поэтому и не могут вырыть могилу. Вот и приходилось объяснять 

этим чудакам технологический процесс отрывания могил в холода. 

А тем временем духи подтащили минометы и открыли огонь. Мины пока 

ложились неприцельно, поднимая большие фонтаны грязи, снега, песка. Страшно 

хочется жить. Проснулся инстинкт самосохранения, инстинкт любви к жизни. 

Скорее, скорее, глубже, глубже. Дыхание срывается, я уже задыхаюсь, пот 

мешает, не смахиваю его с лица, пусть льет, только вниз, только в землю. 

Страх и адреналин помогают работать быстрее. Скорость, скорость. Все быстрее 

растет куча песка и земли передо мной. Стаскиваю с себя грязный от земли и 

мокрый от пота когда-то бывший черным подшлемник. Воротник бушлата намок от 

пота, а набившаяся земля сыпалась за шиворот. Поначалу это вызывало какое-то 

неудобство, раздражение, но со временем это ощущение прошло. Желание выжить 

заставило не обращать внимания на эти пустяки. 

Злость и желание выжить заглушили все остальные чувства. Не было ни 

голода, ни холода, ни жажды. Только одна цель - зарыться и выжить. Злость, 

страх. Задыхаюсь. Мало воздуха, чертов бронежилет сковывает движения, висит 

колом. Без него я давно бы уже зарылся по самые уши. Чтобы его снять, 

пришлось бы привстать, но не было такой силы, которая бы заставила меня 

сейчас приподняться под обстрелом. Ненавижу этот визгливый вой мин. Не 

нравится он мне. До конца дней этот вой будет преследовать меня. Так же, как 

и вой авиабомб. И каждая клетка моего мозга, тела будет сжиматься в животном 

ужасе при одном воспоминании об этом. А также этот вой, кроме страха, будет 

будить и злость. 

Жарко. Ослабил крепление боковых лямок на бронежилете, теперь он 

практически висит только лишь на плечевых ремнях. Ох, велик соблазн снять 

его. Снять четырнадцать килограммов чертова железа, скинуть бушлат и просто 

в одной «афганке» полежать на сырой, холодной земле. 

Окоп почти готов. Осталось лишь спрятать ступни. Но сил уже почти нет. 

Тот обломок от какой-то грозной техники, которым я копал, стерся, сточился, 

изогнулся и принял причудливую форму. 

Теперь автомат к себе поближе. Пока копал, наполовину засыпал его 

землей, она посыпалась в рукава. Не обращаю никакого внимания на эту 

досадную помеху. Не важно это сейчас, не важно. Я жив, закопался по уши в 

землю, и теперь только прямое попадание мины может меня накрыть. 

Осторожно, очень осторожно поднимаю над бруствером голову. Волос у меня 

и так мало на ней, подшлемник лежит на земле, от головы валит пар. Неплохая 

мишень для снайпера. Стараюсь не думать об этом. Надевать шапочку-подшлемник 

не хочется. Вроде, не обращают внимания. 

Духи простреливают площадь из минометов, подствольников, пулеметов и 

автоматов. Пытаются кидать ручные гранаты под самое основание здания. Там 

обосновалась небольшая группа наших, тех, кто успел пробиться под стены 

Дворца. Находясь в "мертвой зоне", они окапывались. Духи пытались их достать 

гранатами, но те разрывались на безопасном расстоянии. Ни духи не могли 

причинить серьезного ущерба нашим, ни наши духам. Только с наступлением 

темноты духи могли предпринять попытку уничтожить наших. Поэтому, если мы не 

поможем славянам до темноты, они пополнят "музей ужасов" в окнах Дворца. 

Или Дворец брать, или бойцов своих из-под его стен вытаскивать. 

Третьего не дано. Оглядываюсь. Многие роют свои окопы, некоторым они могут 

стать могилами. Кое-кто закончил эту работу и сейчас, подобно мне, 

уподобляясь черепахе, осторожно высовывает свою голову из панциря-окопа.