потери". 

Потом мои мысли переключились на то, как бы убедительней соврать, 

почему снайпер не дожил до штаба бригады. Я, конечно, понимал, что не будет 

никто дышать мне в лицо праведным гневом, а лишь только сожалением, что не 

удалось лично намотать его кишки на свой локоть. Особенно, конечно, будут 

переживать особисты и разведчики. Что тем, что другим только дай в руки 

противника, заставят заговорить. Мы это тоже умеем, с той лишь разницей, что 

они при этом сохраняют налет интеллигентности, а у нас все проще, хотя можем 

и побыстрее некоторых языки развязывать. Мастерство не пропьешь. 

В развалинах что-то зашевелилось и блеснуло на лучах уже заходящего 

солнца. Мозг даже еще толком не сумел отреагировать на это, как руки 

вскинули автомат и указательный палец вцепился в спусковой крючок, выбирая 

люфт. И только после этого сработало сознание - увидел зенитчиков из нашей 

бригады, оборудующих позицию на остатках какого-то дома. Они нас тоже 

встретили автоматными стволами, но у всех хватило ума и выдержки не открыть 

огонь. Тем более что их "Шилка" - зенитная самоходная установка ЗСУ-23 с 

четырьмя спаренными стволами - уже разворачивалась в нашу сторону. Стоило из 

такой махины долбануть по нам - только щепки и полетели бы. Ладно хоть 

опознали друг друга. Мы радостно что-то проорали в качестве приветствия друг 

другу. Так, значит, до командного пункта бригады рукой подать. Ага, вон и 

фонтан из огня, который бьет из пробитого газопровода. Еще метров двести - и 

мы "дома". Можно уже и расслабиться. 

- Радист, - обратился я к Клею, - сообщи, что мы подъезжаем, а то 

шмалять начнут. 

Клей затараторил что-то в гарнитуру и потом кивнул мне в знак того, что 

нас ждут. Говорить, а тем более орать, стараясь перекричать рев двигателей и 

шум боя, стоящий над городом, не хотелось, да и чувствовалось присутствие 

убитого боевого товарища. Каждый почему-то ощущал себя виновным, что тот 

погиб, а с другой стороны понимал, что на месте этого пацана мог лежать и он 

сам. 

Машины сбавили ход, и мы, маневрируя на малой скорости, прошли 

импровизированный лабиринт из остатков стеновых панелей, обломков кирпича. 

Из-за каждого поворота на нас смотрел сквозь прицел автомата солдат с 

запыленным и оттого казавшимся каменным лицом и уставшими от напряжения и 

хронического недосыпания красными глазами. Узнав нас, они опускали оружие и 

кто улыбками, кто жестами приветствовали нас. Я догадывался, что уже как 

среди рядовых, так и среди офицеров заключаются пари - привезу ли я пленного 

снайпера. Лично я не ставил бы на доставку. Мы так же устало приветствовали 

часовых. 

Еще хорошо, что мы приехали засветло, а то какой-то умник в 

Министерстве обороны придумал новую систему паролей, холера ему в бок. Если 

раньше все было понятно и просто, то теперь без десяти классов образования и 

поллитра не разберешься. К примеру, если раньше был пароль "Саратов", а 

отзыв "Ленинград", то это и ежу понятно. А сейчас имеются бойцы, которые 

толком писать и читать не умеют - издержки перестройки. А суть новой системы 

такова, что на сутки устанавливается пароль цифровой, положим, тринадцать. И 

вот часовой, завидев силуэт в темноте, кричит: "Стой! Пароль - семь!" А ты 

должен в уме мгновенно вычесть из тринадцати семь и проорать в темноту: 

"Ответ - шесть!" А после этого часовой складывает в уме семь и шесть и, 

получив тринадцать, пропускает тебя, но если кто из вас плохо считает или 

его мысли путаются, то боец, выполняя Устав гарнизонной и караульной службы, 

да еще и в боевой обстановке, имеет полное право расстрелять тебя без суда и 

следствия, и ни один прокурор пальцем не пошевелит, чтобы его посадить. Сам 

дурак, в школе надо было математику изучать. Ладно, если ты не сильно 

контужен или оглушен, и боец соображает, а то бывают такие умники, которые 

кричат дробные или отрицательные числа, вот тут-то и вспомнишь всех родных и 

близких этого бойца, а заодно поневоле и курс средней школы по математике. 

Зато какой-то московский засранец получил благодарность, а то, глядишь, и 

железку на грудь. Эти гады запросто могут такое сотворить. 

С этими мыслями мы подъехали к полуразрушенному детскому садику, в 

котором и размещался командный пункт нашей бригады. Я спрыгнул с БМП, растер 

замерзшие, затекшие ноги и на несгибающихся ногах пошел к начальнику штаба 

подполковнику Биличу Александру Александровичу, или, как все его в бригаде 

звали, Сан Санычу. На ходу я обернулся и крикнул своим бойцам: 

- Выгружайте героя, и поаккуратней. 

Бойцы понятливо закивали головами. 

Билич Сан Саныч был ростом где-то метр семьдесят пять. Волосы не то что 

белые, а скорее русые. Широк в плечах, в голубых глазах вечные смеющиеся 

искорки, или, может, так постоянно казалось окружающим? Отличало Сан Саныча 

от других офицеров бригады то, что по жизни, по натуре своей он был 

интеллигентом. Поначалу всем казалось, что это наносное, показное, но чем 

дольше с ним общаешься, тем больше убеждаешься, что нет, это просто в его 

натуре. Больше всего казалось, что он должен был родиться не в наше 

сумасшедшее время, а во времена гусаров, балов, дуэлей. Даже сейчас, когда 

все более-менее устаканилось, мы научились воевать в городских условиях и 

начали долбить противника, когда война пусть даже очагово, но приняла 

позиционный характер, подполковник Билич находил время для небольшой 

утренней зарядки. 

По утрам, если удавалось немного поспать ночью, мы выползали из своих 

углов в подвале и тряслись от холода, потому что зима, пусть даже и на юге, 

а все равно зима. Воды, как правило, не было, и щетина, отросшая за 

несколько дней, уже не топорщилась, а укладывалась по лицу. Но, глядя на 

своего непосредственного командира, невольно подтягиваешься и находишь время