Черные маленькие срубы, из которых валил густой пар, выстроились вдоль берега реки. Голые люди выскакивали оттуда, бежали к проруби, окунались с головой и стремглав возвращались назад. 

Бату-хан указал плетью на черные трубы: 

- Что делают эти безумцы? 

- Эти домики называются "мыльни", - объяснял толмач. - Там люди бьют себя березовыми вениками, моются горячей водой и квасом, затем окунаются в проруби на реке. Это очень полезно. Оттого урусуты такие сильные. 

Бату-хан важно заметил: 

- Кто смывает с себя грязь, тот смывает свое счастье. Не потому ли монголы счастливы в боях, что никогда не обливаются водой и не моются. 

Бату-хана заинтересовали большие лодки, перевернутые кверху днищами и лежавшие рядом на берегу. Другие барки застыли во льду. Около них ходили люди, дымились костры. 

- Здесь живут купцы и их слуги, - сказал толмач. - На этих лодках купцы ездят отсюда в Булгар и к латынянам 1 через Смоленск. Купцы эти из-за ранних морозов застряли в Мушкафе. 

- Я хочу видеть иноземных купцов. Я буду с ними говорить! - сказал Бату-хан. - Их не надо резать, а поймать и привести ко мне. 

Бату-хан на вороном коне остановился около высокой вековой сосны. Невдалеке в снегу зарылась крохотная, осевшая набок избенка. В ней, несомненно, были люди: через волоковое оконце над дверью выходил дымок. Два нукера стали трясти грубо сколоченную дверцу. В избушке послышался кашель и сердитый окрик: 

- Чего надо? Леший тебя задери? Не ломай избу-то! Опрокинется. 

Монголы продолжали дергать дверь. 

- Да постойте, окаянные! Сейчас заверну подвертки. Дайте обуться. 

Маленькая дверца открылась. Согнувшись, вылез тощий человек в сером армяке. Его сморщенное лицо обросло белыми волосами, торчавшими в стороны, как перья. Красные глаза слезились. Подняв ладонь к седым бровям, он всматривался в обеспокоивших его нукеров. Они подхватили его под локти и притащили к Бату-хану. Старик был длинный и высохший. Жизнь в низкой избушке приучила ходить согнувшись, и он напоминал колодезного журавля, который то наклоняется, то выпрямляется. 

- Ты кто такой? - спросил Бату-хан. 

- А здешний могильщик. 

- Как тебя звать? 

- Неупокоем звать, а по-хрестьянскому - Никитой, про него же сказано, что "его беси не приемлют". 

- Что такое? 

- Что!? Да святой Никита - мой покровитель, а его беси боятся и от него бегают. 

- Такой человек мне нужен! - сказал Бату-хан. 

- Какой с меня ляд! Стар я да болен. 

- Что ж ты тут делаешь? 

- Грехи замаливаю и, если кто попросит, так от того я бесей отгоняю. 

- Какие такие "беси"? 

- Такие смрадные поскудники, со рогами, со хвостами, иногда человеческий лик имеют. А коли человеку нагадят, - так радуются. 

- Я их знаю! - сказал Бату-хан. - У нас они называются красные мангусы. И у нас они на людей похожи, и мне делают много зла. Ты полезный человек. Проси у меня, что ты хочешь. 

- Не знаю, как и величать тебя, - позволь мне с моей клячонкой ездить вокруг Москвы по красным селам и хоронить покойников. А кто брошен, без сродственников, - тому несчастному глаза закрыть. Ты уж дай мне какую-нибудь грамотку, чтобы твои стервецы меня не изрубили. 

Бату-хан кивнул головой: 

- Юртджи, надень ему на шею деревянную пайцзу. Она спасет его от нашего меча. 

Помолчав, Бату-хан обратился опять к могильщику Неупокою: 

- А можешь ли ты отгонять болезнь? 

- Могу, великий хан мунгальский. Заговоры такие бывают и настойки, травы сушеные, - отгоняют и болезни и кручину. Как рукой сымают... 

Но Бату-хан уже не слушал Неупокоя. 

Вдали, позади городка Мушкафа, к небу поднялся густой черный дым. Загорелись сразу три села. В клубах дыма вспыхивали дрожащие красные языки огня. Старые дома горели сухим высоким пламенем, выбрасывая пылающие головни. Головни падали на соседние дома, и пожар разгорался сильнее. На реке и в городке забегали люди. Водовоз, бросив черпак и нахлестывая коня, помчался к городским воротам. Бабы, схватив порты, врассыпную побежали в разные стороны. 

- Шейбани!.. Хан Шейбани пришел! - заговорили монголы. - Шейбани набросился на Мушкаф с другой стороны, раньше нас! 

Подъехал Субудай-багатур и прищуренным глазом всматривался в горевшую сторону. 

- Откуда свалился Шейбани? - спросил Бату-хан. 

- Шейбани-хан поджигает город, - говорил Субудай. - Он примчался по льду через реки Жиздру и Угру, торопясь обойти нас. Он не дает жителям скрыться в лесах. Прикажи окружить город с этой стороны и вылавливать купцов и ремесленников. Скоро молодой князь Ульдемир придет к тебе с поклоном и мольбой. 

- Я останусь здесь на горе, - сказал Бату-хан, сходя с коня. - Пусть мне ставят юрту. 

Субудай-багатур возразил: 

- Невдалеке отсюда, в лощине, где нет ветра, стоит селение. Там ты, джихангир, можешь выбрать себе теплый чистый дом. 

- Не хочу. Мы с тобой привыкли спать у костра. 

- Верно, - сказал Субудай. - Но для чего в этот сердитый мороз коптеть в дыму? Мушкаф голыми руками не взять. Там сидит хитрый старый воевода. С ним придется повозиться немало дней. 

- Пусть, но Мушкаф будет мой! 

Бату-хан и его брат Шейбани-хан осаждали Москву пять дней. Жители укрылись за прочными бревенчатыми стенами и отчаянно бились, сбрасывая татар, влезавших по приставным лестницам. Воевода Филипп Нянька и князь Владимир руководили защитой, сменяли усталых бойцов и посылали помощь на особенно опасные места. 

На пятый день прибыли метательные машины. В город полетели длинные стрелы с пылающей паклей, намоченной горючей жидкостью. Деревянные дома загорались сразу в нескольких местах. Жители уже не поспевали их тушить. 

На берегу между двумя дымящими кострами, на ковре, переброшенном через упавший ствол сосны, сидел Бату-хан. Рядом - Субудай-багатур. Они равнодушно смотрели на горящий город. Что для них пылающий Мушкаф?! - одним городом больше или меньше, не все ли равно? Много лет они разоряли Китай, Хорезм и другие страны, сжигая и громя города... 

К джихангиру подъехали нукеры, гоня пленных. Раздетые, без шаровар, посиневшие от холода, они все же старались сохранить гордый вид, хотя и были перевязаны веревками.