5. "ИДЕМ НА МУШКАФ!" 

Субудай-багатур сказал Бату-хану: 

- Выслушай, джихангир, твоего верного слугу. Немаловажное дело впереди. Мы должны немедленно двинуться к городу Машфа 1 и взять его раньше, чем его займут другие ханы. Там устроены склады товаров, привезенных из других стран. Там живут иноземные купцы. Там мы захватим большие богатства, заморское серебро и золото, греческое красное вино и германское сукно. 

Бату-хан с полузакрытыми глазами ответил усталым голосом: 

- Сейчас я занят важным делом. Мы успеем это сделать завтра. 

Субудай засопел, наклонился к уху Бату-хана с висящей тяжелой золотой серьгой и едва слышно злобно прошептал: 

- На войне один упущенный день, упущенный час - это потерянная победа и пропавшие труды девяноста девяти лет. Ты тратишь по-пустому важный день. Гони, выметай к красным мангусам этих плакальщиков и тунеядцев. Прогони их, или я сам это сделаю! Сейчас пришлю тысячу моих "бешеных" и сам всех здесь разметаю. 

Подбородок Бату-хана задрожал от гнева. Глаза раскрылись и уставились в упор в лицо Субудая. Он увидел прищуренный глаз, изборожденное шрамами, никогда от рождения не мытое лицо с клочками жестких волос, искривленные морщинистые губы, покрывшиеся пеной. Субудая начинала охватывать ярость. 

Бату-хан боялся вспышек гнева своего воспитателя и смирился. Он перевел взгляд на просителей-монголов, стоявших на четвереньках, склонив головы до земли. Вереница их тянулась через всю деревянную церковь, выходила сквозь двери во двор, на снежное поле. Бату-хан, стараясь скрыть свое беспокойство, сказал: 

- Меня недаром зовут "хороший", "милостивый хан" - Саин-хан! Все, кто мне предан, имеют ко мне доступ, могут сказать моему лицу свои жалобы... 

Субудай быстро облизывал длинным языком губы. Бату-хан еще раз покосился: 

- Я окажу милость еще двум жалобщикам, к мы поговорим с тобой. 

Бату-хан сидел, подобрав ноги, на церковном престоле. Сквозь раскрытые двери иконостаса к нему на коленях приблизился старик в полосатом кипчакском халате. Бату-хан остановил на нем равнодушный взгляд, и глаза его опять полузакрылись: 

- На что ты жалуешься? 

- Меня зовут Назар-Кяризек. Я от самого Сыгнака сопровождаю твое непобедимое войско... Я служу с трепетом и почтением... 

- Что ты, слабый старик, у меня делаешь? 

- Я сторожу и кормлю будильного петуха у храбрейшего из богатырей, Субудай-багатура... 

Бату-хан любил слушать жалобы на своего свирепого воспитателя. Он прошептал: "Дзе-дзе!" 

- На что же ты жалуешься? Разве Субудай-багатур тебя обидел? 

- Нет, величайший! Но меня наказал аллах, - да будет прославлено его имя! Со мной вместе ушли в поход четверо моих сыновей, - все лихие джигиты, один лучше другого. 

- Это для тебя почетно! Они заслуживают похвалы! 

- В первых же битвах с урусутами пал мой старший сын, храбрый Демир, - да упокоит аллах его душу в садах своих! - и старик, прикрыв глаза рукавом, всхлипнул. 

- Гордись, что твой сын умер в битве. Чем я могу наградить тебя? 

Назар-Кяризек, вытирая нос ладонью, прошептал: 

- Я твоя жертва! Твои милостивые слова - моя лучшая награда! 

Субудай прошипел: 

- Я его знаю, этого старика. Он старается изо всех сил, и ему можно дать полезное для нас поручение. Стань в сторонке, старик, и жди. 

Следующий проситель был в арабской одежде, полосатом шерстяном плаще и мусульманском белом тюрбане. Его кафтан был изодран и висел клочьями. Купец подполз к престолу на коленях и стал с хриплым стоном причитать, ударять кулаками в грудь. 

- Чего он хочет? Я не понимаю его речи. 

Толмач объяснил: 

- Это бухарский купец. Старшина двенадцати других купцов. Они сопровождают твое блистательное войско и скупают у воинов одежду и вещи, захваченные в битвах. Бухарский купец жалуется, что его обидели твои воины, избили и отняли все имущество. 

Бату-хан оживился. Лицо исказилось хищной улыбкой. Он сказал, ударяя ладонью по колену: 

- Купцы мне полезны! Купцы привозят нужные товары! Купцы необходимы моим воинам, которые не могут тащить за собой по вселенной все богатства, захваченные в долгой войне. Кто обидит преданных мне купцов, тот увидит смерть. Можешь ли ты указать желтых собак, которые тебя ограбили? 

- Число твоих воинов бесконечно, как число перелетных птиц весной. Но если я встречу моих обидчиков, я их укажу. 

Субудай вмешался: 

- Позволь мне сказать скромный совет. Назначь этого старика, хранителя будильного петуха, защитником и толмачом иноземных купцов. Он хитрый: сумеет их охранить и себя не забыть. 

- Пусть будет так! - сказал Бату-хан, спуская ноги. 

Нукеры помогли ему слезть с престола, Бату-хан прошел через церковь к выходу. Просители застонали, и вопли понеслись со всех сторон: 

- Выслушай нас, великий, доблестный Саин-хан! 

Субудай шипел: 

- Говорил я тебе: гони к красным мангусам всех этих просителей! Твое дело воевать, а не суд творить. Нукеры, гоните всех отсюда, очищайте от них юрту! 

Татарские тумены шли вперед отдельными самостоятельными отрядами. Они раздвигались в ширину, как растопыренные пальцы ладони, чтобы не мешать друг другу при грабеже городов и сел. Как на облавной охоте, монголы старались охватить петлей русские земли и загнать население в середину, чтобы там прикончить всех, кроме отборных мастеров, нужных для выделки кожи, оружия и шитья одежды. 

Монгольские и кипчакские воины рыскали по всем посадам и погостам, обшаривали каждую избу и бранились: 

- Куда нас завел Бату-хан! Он соблазнял, что урусуты ходят в собольих шапках и бобровых шубах, что мы все переоденемся, как важные нойоны и богатые купцы, а мы не видели ни одного урусута в кожаных сапогах. Все ходят в заплатанных домотканых зипунах да старых овчинных шубах, на ногах носят лыковые лапти. Не стоило нам и ходить сюда! Кони наши болеют от старой соломы с крыш и ржаного зерна. Они не находят травы под глубоким снегом. Скоро мы потеряем наших коней, а захваченные урусутские кони для набегов не годятся. Мы не знаем, что нам везти в повозках, - только коровьи туши и ни одной лисьей шубы! Все попрятали эти хитрецы в своих вековых лесах, где тропы занесены снегом выше пояса, где нет сена, где всаднику грозит смерть из-за каждой ели...