Субудай спустился во двор, подошел к своему саврасому жеребцу, шептал ему в ухо, дул в ноздри и слушал, что ему скажет, какой знак подаст мудрый конь. 

- Укажи мне, мой верный товарищ: срубить ли ей голову, или одеть в парчовую шубу? Взять ли с собой дальше в поход, или раздеть и вытолкать в лес? Какая урусутка! Багатур - а не женщина! Я таких еще не видал... 

Конь качал головой, точно соглашаясь, и мягкими губами хватал хозяина за рукав. 

8. ТРЕВОЖНЫЕ НОЧИ 

Враг замыслов своего врага не знает. 

Восточная поговорка 

Всю ночь Савелий провел в тревоге. Всматривался сквозь бойницы вдаль, прислушивался к шуму взбаламученного города. Обычная ночная тишина вокруг Рязани исчезла. Тысячи огней горели внизу под стенами и на равнине за рекой, точно щедрая рука разбросала вокруг раскаленные угли. Это татары всю ночь напролет жгли костры, безжалостно растаскивая для этого избы, сараи и заборы. Вдали, под небосклоном, полыхали огромные пожары. На низких тучах дрожали их багровые отблески. 

Подошли ратники. Беспокойно смотрели вдаль. 

- Вон горит Пронск! 

- Сказал тоже! До него верст пятьдесят будет. 

- А что же это? 

- Ведь в самом деле Пронск... 

- Гляди, Соболевку подпалили! 

- Братцы, братцы!.. Ухорскую жгут... 

- Где? 

- Да вон, за лесом... 

- А не Переволоки? 

- Нет, их пока не тронули... 

- Да что же это, братцы?!. Изверги проклятые!.. 

- Вон еще горит! Вон - далеко!.. 

- Это Ярустово... 

- Как Ярустово? - застонал Савелий. - Да ведь Ярустово верст тридцать за Рязанью! - И он подумал о своих, которым советовал, в случае беды, бежать к Пахому-рыбаку в Ярустово. 

- Зачем им ждать, пока возьмут Рязань? Что им, окаянным, тридцать верст! Вишь их сколько! Кругом так и рассыпались. Жгут да грабят погосты... 

В стороне Ярустова зарево было особенно сильным. Яркое желтое пламя поднялось высоко и лизало облака. 

- Дурни! - сказал молодой ратник. - Это татары себе на голову стога с сеном подожгли. 

- Нет! Зря сказал! - возразил Савелий. - Татарам сено дороже хлеба. Кони-то без сена пропадут... Куда эти стервецы тогда денутся? Это наши сами сено подожгли. Будем жечь скирды и стога, татар выморим. 

- Да! Уж им здесь не житье!.. Мы им не покоримся! 

Ночь прошла тревожно. Стража не смыкала глаз. 

Утром за рекой пропели петухи. В Рязани отозвались другие. Покрытые инеем воины всматривались в затухавшее зарево. Татарские костры продолжали мигать тысячами огней. 

Солнце поднялось над синей бахромой дальних лесов. Пробежавшие по снежной равнине розовые лучи осветили татарские отряды, черными потоками направлявшиеся к городу. 

Лошади и люди тащили розвальни с бревнами, жердями, досками. На стене с любопытством и волнением толпились рязанцы и гадали, что будут делать татары. Стали прибывать группы пленных. Вокруг них вертелись татары и стегали плетьми, подгоняя отстававших. Со стены было ясно видно, что на многих татарах уже надеты русские крестьянские полушубки и армяки, а пленные идут раздетые, оборванные, многие в одних портах и рубахах. Некоторые падали; на них набрасывались татары и били, пока те не вставали снова или же не затихали навсегда. 

Пленные начали возводить внизу, вокруг города, деревянный забор, складывая растасканные из домов бревна и доски. 

- Гляди, точно баранов огораживают!.. - говорили на стенах. 

- И шкуру сдерут, как с барана... 

- Посмотрим, кто кого! Пусть сюда, стервецы, сунутся!.. 

К воротам подъехало несколько всадников. Среди них был князь Глеб. Он кричал, клялся, что никакого вреда никому в Рязани не будет: 

- Откройте ворота и выходите в поле! Только добро свое оставьте дома. Свободно пойдете, куда хотите, татары пальцем вас не тронут. 

- Это Глеб Владимирович, - заволновались на стене. - Братоубийца, окаянный! Сродственников обманом перебил. Каин проклятый!.. Недаром тебе анафему поют! 

- Братьев сгубил, теперь родину продаешь... Кол тебе осиновый в спину! 

Со стены полетели стрелы. Ловко пущенный камень ранил Глеба. Он поспешно повернул коня и умчался обратно. 

На рассвете камнеметная машина придвинулась ближе к городским воротам. Татары, скрываясь за большими деревянными щитами, начали обстрел. Они оттягивали бревно с железной чашкой на конце, опускали в чашку большой камень. Бревно с грохотом откидывалось вперед, швыряя камень. Невдалеке, за развалинами дома, скрывались в засаде татарские всадники, поджидая, не выйдут ли смельчаки из ворот. 

Воевода Кофа приказал строго-настрого: 

- Сохраняйте свою силу! Отбивайте неверных! Но не выходите из ворот. Они нам готовят лукавую затею!.. 

9. "ЧЕЙ БОГ СИЛЬНЕЕ?" 

Вечер накануне штурма Рязани Бату-хан проводил в той же церкви. Юртджи писали последние приказы отрядам. Самые строгие наказания угрожали тем, кто не ворвется в город, а откатится обратно. 

Субудай-багатур сидел около Бату-хана мрачный и неразговорчивый. На вопросы кивал головой или отрицательно подымал палец. Наконец сказал: 

- Сегодня ты, Ослепительный, дал приказ о наступлении. Нельзя вернуть пущенную стрелу. Прикажи завтра сделать из глины тысячи дзаголма 1, чтобы варить мясо для пира, для праздника победы. Но эту ночь надо спать и готовиться к бою. 

Ханы, сидевшие около Бату-хана, поддакнули и сказали обычное пожелание: 

- Да не будет у нас недостатка в кровавой войне и в пирах, залитых жиром и маслом! 

Бату-хан забеспокоился: 

- Я приказал привести моего учителя, мирзу Хаджи Рахима. 

- Он здесь, около твоего шатра. Он охраняет иноземных мусульман. 

- Это не его дело. Я звал его, - он должен быть здесь. 

- Ослепительный! Он сам не идет. 

Бату-хан встал и быстро вышел из церкви. Около паперти, прижавшись друг к другу, сидела группа людей в больших белых тюрбанах и цветных ватных халатах, отороченных мехом. Одни причитали, другие твердили молитвы. Около них стоял Хаджи Рахим с поднятой рукой, в которой при ярком лунном свете блестела золотая пайцза. 

Группа монгольских воинов стояла в нескольких шагах, подняв над головой мечи. При каждом их движении мусульмане принимались кричать, а Хаджи Рахим поднимал выше золотую пластинку. 

Бату-хан сказал несколько слов стоявшему рядом толмачу. Сторожившие монголы отшатнулись. Они пытались убежать, но из темноты выступили "непобедимые" с обнаженными мечами и остановили их.